Любовь-нелюбовь - читать онлайн книгу. Автор: Анхела Бесерра cтр.№ 64

Повесив трубку, Эстрелья задумалась. Она вспомнила, как внимателен был к ней этот человек, когда, в трудные для Эстрельи дни, они вместе работали в Сомали. Он был мил и внимателен, и хотя ни разу не спросил, что с ней происходит, постарался сделать все, чтобы Эстрелье стало легче. И все же она никак не могла представить себе, что могло понадобиться от нее лауреату Нобелевской премии мира.

Сообразив, сколько времени было в тот момент в Зимбабве, она позвонила. И удивилась, что он ответил сам. Ответил на безукоризненном английском. Найру Хатак рассказал о важном проекте, которым занимался, и сообщил, что хочет привлечь к этой работе и Эстрелью. Речь шла о создании центра реабилитации для женщин, пострадавших от косных этнических обычаев и традиций. Он уточнил, что проект находится пока еще в стадии разработки — даже место будущей штаб-квартиры не определено, — и предупредил, что от всех его участников потребуется полная самоотдача. Он просил Эстрелью подумать, но не больше четырех дней. Найру Хатак тепло простился, и по голосу его было заметно, что он очень надеется на положительный ответ.

Предложение взволновало Эстрелью. Впервые кто-то поверил в ее профессиональные способности. И не просто кто-то, а признанный во всем мире гуманист, доказавший, кто он такой, не на словах, а на деле. С одной стороны, Эстрелье очень хотелось попробовать себя в настоящей работе, с другой — она не представляла, как будет совмещать ее со своей новой, только начинающейся жизнью. Она решила обсудить этот вопрос с Мартином, и он, порадовавшись за Эстрелью, поддержал ее, сказав при этом, что решать все же ей самой, поскольку заниматься новым проектом придется ей. Он же, Мартин, должен еще решить, что ему самому делать дальше. Сейчас он переживал период душевного подъема и видел все в другом свете. Его даже радовала возможность жить вдали от Гармендии-дель-Вьенто.

Вот уже несколько недель Давид Пьедра и Фьямма деи Фьори путешествовали по Индии. Невероятные зрительные, обонятельные, тактильные и вкусовые ощущения будили в них новые творческие силы.

Для Фьяммы Индия была сказочным сном, который вдруг стал явью. Ей хотелось проявить себя во всех видах искусства. Она записывала все, что с ней происходило, и зарисовывала все, что видела. Ярмарки были пиром для ее обоняния, а взор ласкало многоцветье легких покрывал, сквозь которые чернели женские глаза. Чудесных моментов было столько, что она ни на секунду не выпускала из рук камеры, не переставая щелкала затвором. Если уж нельзя было остаться здесь навсегда, нужно хотя бы увезти с собой то, что можно запечатлеть на пленке. Фьямма чувствовала, что каждый проведенный в Индии день приближает ее к постижению собственной сущности. Она падала с ног от физической усталости, но ее дух был бодр, как никогда. И хотя рядом с нею всегда был Давид, она иногда забывала даже о нем. В этом путешествии Фьямма надеялась обрести мир — ведь если он и существовал, то только здесь, в Индии.

Ей нужен был толчок, который помог бы ее душе обрести новое, высшее состояние, открыл путь к новому, долгому счастью, о каком она мечтала во время одиноких медитаций. Фьямма не раз достигала этого счастья, но не могла удержать его — не знала как. А в Индии она видела это счастье на лицах едва ли не всех жителей и заражалась этим счастьем сама. Она шла по улицам в сандалиях и неизменно белых одеждах, и ее сердце было распахнуто навстречу этому миру, а все чувства готовы были принять его. Все доставляло ей наслаждение. Кусок свежеиспеченного хлеба превращался в изысканное лакомство. Она полюбила вегетарианское "тали" и сырный "нан" — тонкие лепешки, запеченные с сыром и чесноком и посыпанные мятой. Если раньше она не любила острые специи, то сейчас получала от них большое удовольствие.

Повсюду попадались боги и богини со множеством рук, то спокойно поднятых, то явно грозящих карой. Фьямма наконец поняла, почему в местных верованиях так много мистицизма и почему одно и то же божество могло иметь столько воплощений. Она разобралась в запутанной иерархии каст, с рождения обрекающей каждого жителя страны на определенное место и положение в обществе; при этом никто не ропщет, потому что так предопределила судьба. Фьямма поняла: то, что она считала смирением, для индийцев есть естественное приятие всего, что выпало на их долю. Они спокойны, потому что живут в вечном настоящем. Размышлениями своими Фьямма не делилась ни с кем, кроме дневника, потому что не хотела выставлять на всеобщее обозрение то, что другие могли счесть странным. Она до сих пор не научилась полностью открываться Давиду. Ей даже казалось, что в те времена, когда между ними еще не было физической близости, они были более откровенны друг с другом.

А для Давида их поездка была проверкой на совместимость, потому что, как ни странно, он впервые путешествовал не один. Практически всю жизнь Давид вел одинокое существование. Если и сходился с женщинами, то очень скоро расставался с ними: работа поглощала его целиком, не оставляя места другим чувствам.

Впрочем, ни одна женщина не была ему дорога так, как Фьямма. И здесь, в Индии, он не переставал удивляться ей. Он видел, как Фьямма счастлива, и приписывал ее состояние тому, что им обоим очень хорошо вместе. Он любовался Фьяммой: каждая ее черта, каждый жест казались ему совершенными. Они решили для себя, что отнесутся к этому путешествию так, словно оно первое и последнее. И пусть жизнь сама покажет, как им быть дальше. Они решили жить в Индии как можно проще, открыв сердце и ум новым ощущениям.

Перед тем как войти в храм, они умащались маслами и обсыпались оранжевыми, красными и желтыми порошками, следуя всем индуистским ритуалам. Они выстаивали босиком длинные очереди вместе с верующими, чтобы приблизиться к гигантским черным фаллосам, символическим изображениям бога Шивы, и, как и все, оставляли приношения: цветы, благовония, кокосы, бананы и рис.

Устав от напряжения, они укрывались в очередном отеле, чтобы восстановить силы — индийские улицы производили слишком сильное впечатление.

Они жили на озере Пичола, в отеле, который когда-то был резиденцией махараджей. Фьямма без устали фотографировала фонтаны во внутренних двориках, голубей, слетавшихся отовсюду, чтобы попить, и отражения величественных лотосов.

Их пьянили розы Джайпура, тени, падавшие на стены и мостовые. Они посетили Дворец ветров.

У продавца с голоском кастрата и женственными движениями накупили шелков, чтобы потом изваять их складки в камне. Они переправлялись через широкие реки на спинах разрисованных цветами слонов. Видели дворцы махараджей, от былой роскоши кото-рых уже ничего не осталось. Целыми днями наблюдали, как рисуют на шелке те эротические фигурки и сценки, которыми заполнены рынки всего Раджастхана. Подолгу сидели обнаженными в позе лотоса, пытаясь в одно и то же время абстрагироваться и достичь концентрации, и со временем преуспели в этом. Они до слез смеялись над собой, медитировали в самом Тадж-Махале, этой "мраморной жемчужине, удержавшейся на щеке времени", воспетой Тагором. В Тадж-Махале при посещении одной из крипт вместе с группой туристов Мартин решил проверить акустику: он громко выкрикнул имя Фьяммы, и оно долго-долго повторялось под сводами, даже после того, как группа покинула мавзолей.