Любовь-нелюбовь - читать онлайн книгу. Автор: Анхела Бесерра cтр.№ 47

И они вместе зашагали к дому — неохотно, проклиная в душе друг друга и эту встречу и распространяя вокруг себя такую печаль и такое одиночество, что скоро вся улица Ангустиас оказалась во власти этих чувств, добравшихся и до дома пятьдесят семь, и до дома восемьдесят четыре, заполняя все их уголки болью несбывшихся ожиданий.

Открыв дверь своего подъезда, Фьямма и Мартин, оба с горечью в душе и сжимающимся от отчаяния сердцем, поднялись к себе. Фьямма поставила цветы в большую вазу, где они вскоре завяли, а Мартин засунул шампанское в холодильник. Когда ужин был готов, они сели друг напротив друга и скоротали вечер за скучной беседой.

Несчастливы те, чье сердце не умеет любить и кому неведомо,

как сладки бывают слезы.

Вольтер

Стоя под душем, Фьямма вдруг заметила на стене черное пятно. Сначала она приняла его за тень, но потом поняла, что это большая черная бабочка. Фьямму охватил ужас. Она не видела таких с детства, но помнила, что мать их панически боялась — считала, что они предвещают недоброе. Фьямма, унаследовавшая страх матери, выскочила из ванны вся в мыльной пене и начала прыгать и махать руками, пытаясь выгнать непрошеную гостью. Но бабочка цепко держалась за стену, словно прилипла к ней. Охваченная паникой, Фьямма начала кричать, но крика ее никто не услышал — Мартин, как всегда, встал очень рано и сразу же ушел, чтобы не встречаться утром с женой. В чем была, Фьямма побежала на кухню, схватила швабру и, вернувшись в ванную, принялась колотить шваброй по стене. Мертвое насекомое упало на пол. Когда Фьямма подошла поближе и разглядела бабочку, ей стало жаль ее и стыдно за себя: бабочка не была такой уж черной. И страшного в ней ничего не было. Мертвая, она казалась даже красивой. Фьямма взяла бабочку за крылышки и унесла на балкон. Пепельного цвета пыльца осыпалась с крылышек ей на пальцы, и чем старательнее пыталась Фьямма ее оттереть, тем интенсивнее становился цвет. Пальцам Фьяммы еще много дней пришлось носить траур по бабочке — это была месть, единственная, на которую оказалось способно бедное насекомое.

После того как она столкнулась с мужем на улице Ангустиас, Фьямма избегала Давида, потому что, стоило ей увидеть его, и она теряла голову от любви, забывая обо всем на свете, а потом весь день не могла работать, не могла заставить себя сосредоточиться на проблемах пациенток. Она решила даже обратиться за помощью к своему коллеге и учителю, но в последний момент струсила и не смогла рассказать ему, что ее личная жизнь начала мешать ее работе. Фьямме стали скучны истории, которые приходилось выслушивать каждый день. Она с трудом сдерживала зевоту, посматривала на часы, задавала вопросы не к месту, иногда откровенно клевала носом. Она не слышала пациенток, уносясь мыслями далеко от них. Единственным ее желанием было бежать как можно скорее к своему скульптору, но Фьямма избегала встреч с ним в наказание себе. Она очень боялась, что Мартин догадается об измене. А Фьямма ни за что на свете не хотела причинить ему боль. Она не могла видеть чужих страданий, тем более страданий близких и дорогих людей. Поэтому она, как всегда, предпочла чужой боли свою.

Давиду не терпелось увидеть ее, но он ни в коем случае не хотел оказывать на нее давление, а потому с головой ушел в работу над грандиозной скульптурой, для которой Фьямма послужила моделью. Он каждое утро посылал с Апассионатой записки, изливая в них свою любовь и завидуя голубке, которая виделась с Фьяммой. В конце каждой записки он указывал время, чтобы Фьямма помнила: он каждую минуту думает о ней.

Фьямма не знала, где и хранить эти записки. Она с нетерпением ждала, когда же постучит тихонько в оконное стекло крылатый почтальон, несущий ей закрученное в трубочку нежное послание — ежеутреннюю маленькую радость.

Она вконец запуталась. От одной мысли, что она потеряет Мартина, сердце ее начинало болеть, но, когда она решала расстаться с Давидом, боль была не меньше. Сохранить обоих было невозможно: рано или поздно муж узнает о ее измене. И разве это возможно — любить сразу двоих?

Одно было ясно: в тот день, когда Фьямма встретила Давида, сердце ее разбилось пополам.

Фьямма решила ждать, надеясь, что время расставит все по своим местам, но шли дни, а она лишь все больше запутывалась И тогда Фьямма решила действовать.

Она приняла решение однажды утром, когда спешила на работу, борясь с ветром, который дул с такой силой, что едва не отрывал Фьямму от земли. Когда, войдя в свой кабинет, она посмотрела в зеркало, то увидела, что волосы у нее спутаны так же, как в те далекие дни, когда она, познакомившись с Мартином, две недели прожила с ним на пляже.

Фьямма надела халат, села за стол, открыла один из ящиков и начала искать в нем какую-то папку. И вдруг из-под бумаг выскользнула раковина. Старая, потускневшая.

На Фьямму волной нахлынули воспоминания о юности и первой любви. Она совершенно забыла об этой раковине, столько лет лежавшей у нее в столе. Фьямма положила раковину себе на ладонь. И сразу ожили нежные слова и поцелуи, смех и радость, непоколебимая уверенность двадцатилетних в том, что они встретили свою единственную любовь, которая наполнит радостью каждый день их жизни. Она хотела отогнать воспоминания, но вместо этого почему-то поднесла раковину к уху и долго слушала шум волн, набегавших на берег и с шипением отползавших обратно, оставляя за собой хлопья пены. В памяти Фьяммы сверкнула зеленым блеском рыбка, которую Мартин сфотографировал в те времена, когда они вместе охотились за прекрасным, в чем бы оно ни проявлялось. Фьямма прозвала его тогда "охотником за душами" — на каждой фотографии можно было увидеть душу попавшего в объектив предмета или существа. Даже в узлах веревки, которой привязана старая лодка, Мартин умел увидеть глубокую печаль. Он был уверен: в каждом предмете таится жизнь. Однажды они наткнулись в старой книжной лавке на японскую книгу, в которой говорилось о "ваби-саби" — своеобразной эстетике, даже можно сказать, философии, в основе которой лежало представление о субъективности понятия кра-соты, и потом они проводили целые вечера, отыскивая эту самую красоту, затаившуюся в самых, казалось бы, непривлекательных предметах. Много лет подряд Фьямма фотографировала небо, пытаясь уловить душу формы. И уловила. Она заполнила фотографиями голубого космоса "большой небесный альбом", в кото-ром было такое разнообразие фигур, что в это трудно было поверить. Но Мартин верил: он сам видел все это на небосводе. Как счастливы они были тогда! И сейчас, держа на ладони раковину, Фьямма спрашивала себя: куда ушло то время и то счастье? Воспоминания всколыхнули в ней былую любовь к Мартину, что, в свою очередь, заставило вспыхнуть с новой силой и чувство к Давиду.

Звонок секретарши, предупредившей о приходе первой пациентки, вернул Фьямму к действительности. Она положила раковину на стол и отыскала в ящике нужную папку. Потом пригласила пациентку.

Это была Илюсьон Олоросо. Ей было за сорок, и она страдала хроническим пессимизмом. Даже если на улице светило солнце, она утверждала, что скоро пойдет дождь. Если ей случалось засмеяться, то уже через минуту она уверяла, что смех ее не к добру и скоро придется ей горько плакать. Если у нее что-то хорошо получалось, она говорила, что ее ждет за это наказание. Если кто-нибудь ее хвалил — значит, хотел сглазить. Все, что ее окружало, несло ей беду. И сейчас, когда Гармендию сотрясали порывы ураганного ветра, от которого здесь давно отвыкли, Илюсьон Олоросо впала в депрессию еще более сильную, чем обычно. Она была увешана амулетами, а в ее сумочке лежало множество изображений святых. У нее было столько разных талисманов, что в один прекрасный день она могла пасть жертвой несогласия тайных сил, заключенных в лапке кролика, клыке игуаны, раздвоенной косточке белой курицы, волосе слона, кристалле кварца и разных камнях. Она постоянно чувствовала усталость, горбилась, но приписывала свое состояние невезению. Потому что жизнь ее была наполнена ею же самой выдуманными неудачами, которые постепенно начинали превращаться в неудачи реальные — когда человек чувствует себя неудачником, несчастья так и валятся на него.