И узре ослица Ангела Божия - читать онлайн книгу. Автор: Ник Кейв cтр.№ 76

— Ну что же, пусть входят, — подумал я. — Пусть входят. Что хорошо для мертвого времени, хорошо и для времени живого.

— Валите, — подумал я. — Только вас я и поджидаю. И я ждал их. Ждал, стоя на коленях. Ждал час — один, два, три часа, — пока у меня не начало ломить в висках, не свело челюсти и не заболели зубы. А я все ждал кого–то, ждет кого угодно.

И ко мне явились. Ко мне пришли. Но не через дверь.

Они — оно — она просто уже была там, но постепенно чудесным образом начала обнаруживать свое присутствие.

Сперва я заметил слабое мерцание справа и сзади от меня. Свечение это прокралось в мое сознание украдкой, так что я сразу и не засек момент его появления. Но все началось именно со свечения, в этом я уверен. Серебристоголубые искры — несомненно, сверхъестественной природы. Но если бы я и не заметил свечения, то не смог бы не обратить внимания на блеск порхающих крыл, которые всколыхнули затхлый гнилостный воздух и смели его потоком с пола комки бумаги, обрезки волос, обрывки бинтов, перья, клочки вылинявшей шерсти.

И если бы я даже не заметил этого, я бы услышал голое — да, голос, который Однозначно указывал на то, с кем я имею дело — на то, что это за незваный гость, кто этот весьма необычный собеседник — Помни, Юкрид, что смерть — это грех, — изрек голос, и я неуверенно извлек ружье изо рта и обратил свое лицо в сторону, откуда доносился голос.

Возможно ли это? Возможно ли…

Мой ангел. Мой давно потерянный ангел–хранитель. Направляющая меня рука. И — о, каким дивным и внушающим трепет огнем пылала она! Я поднялся на ноги и встал перед ней. С трудом я простер к ней свои затекшие руки и созерцал в молчании крылатое богоявление. Слава! Слава!

— Ты еще не призван. Сдержи себя, ибо время твоего призвания не за горами.

Дурной плод должен быть истреблен. Исполни ЕГО повеление, справедливое и благое, и тем войдешь в Царствие, — произнесла она напевно.

И тогда я заметил, что мой ангел иногда словно укутан в сотканное из паутины покрывало, иногда же обнажен и прикрыт только своими манящими крылами, которые время от времени широко разводит в стороны, позволяя созерцать светоносные прелести своего тела. Затем она склонила свою голову, увенчанную короной золотистых кудрей, и замолкла, укутавшись крыльями, словно спящая летучая мышь или блуждающий огонек, и я догадался, что в это время она советуется с Богом, получая от Него наставления или предупреждения — что–то в этом роде.

И тогда я тоже склонил голову, закрыл глаза и стал слушать, и вскоре я уловил биение ЕГО голоса, отчетливый ритм, низкий басовый распев, величественно устремляющийся вверх. Бли–зит–ся–час бли–зит–ся–час бли–зит–ся–час — пел этот голос, и, разобрав слова, я удивился: близится час чего? И слово за словом, распев за распевом, повеление за повелением — Пойди во град Пойди во град — диктовал мне Господь, и я постигал цель всего моего существования, простую и ясную, — одет во свет одет во свет одет во свет. И своим великим могуществом Господь развеял кромешную тьму, которая покрывала от рождения мой взор, и я увидел, что моя жизнь — словно зубчик на шестеренке и что мой зубчик цепляет аккурат за другой зубчик, еще меньше, на другой шестеренке, которая поворачивает ось, а та, в свою очередь, приводит в действие механизм, воспламеняющий трут, привязанный к длинному фитилю. Фитиль горит, разбрасывая искры, и пламя добирается до сложенных пирамидкой красных палочек — по–радуй нас по–ра–дуй нас по–ра–дуй нас — Бум!! Избавь от бед Бум! Избавь от бед Бум! Избавь от бед…

УБЕЙ БЕТ БУМ! И я приступил к необходимым приготовлениям.

«ВЖЖЖЖЖЖЖЖЖ….»

Я приложил визжащую кромку серпа к вращающемуся точильному кругу, затем сделал перерыв, чтобы перевести дух и побрызгать водой на точило. Затем снова принялся затачивать лезвие, энергично налегая на педаль и чувствуя некоторую растерянность от того, что серп, вопреки всем законам логики, продолжает издавать визжащий звук и когда я отвожу его от точила. Искры впивались в мою руку, державшую серп. Приводной ремень жужжал в своем собственном, замкнутом в кольцо, ритме. Я сидел, склонившись над скрежещущим, жужжащим и визжащим приспособлением до тех пор, пока серп в моей руке не засверкал недобрым блеском: он стал таким острым, что им можно было бы рассечь на лету волос.

Палящее солнце, ни ветерка. В воздухе висит марево. Я шел по Двору, направляясь к главным воротам Гавгофы, и мой разум бормотал что–то в рифму сам себе под Мое, как это частенько с ним случалось. Бог изливался через меня, а я шел вперед, рассекая душное, жаркое пространство впереди и оставляя за собой острый как лезвие след — убей Бет у бей Бет убей Бет.

Я вскарабкался на ворота и набросил четыре куска веревки на четыре крюка, которые привинтил к воротам незадолго до того. Затем протянул веревки к лачуге, набрасывая их по пути на опоры с развилкой вверху, чтобы веревки не касались земли. Время от времени я проверял натяжение, надавливая на них серпом, положенным плашмя, чтобы увериться в том, что они по–прежнему крепко привязаны к крюкам на раме ворот. И, наконец, встав на колени возле чайных ящиков, из которых доносилось повизгивание, я тщательно привязал конец каждой веревки к выдвижной проволочной дверце одной из клеток.

В клетках царило нетерпеливое ожидание, напряженное, словно мышцы сцепившихся в схватке борцов. Я не раз объяснял моим зверям то, что в самом конце их ждет неминуемое освобождение, то, что им доверено осуществление карательной операции. Я объяснял зверям, что путь к лавровым венкам Славы лежит через кровопролитие, и они брызгали слюной от злобы, стоило мне только в их присутствии заикнуться о враге. Я дал им элементарную подготовку в том, что касается правил ведения рукопашной схватки: лаять надо громче, а хватать — сразу за горло. Псы заточили свои клыки о прутья клеток; утробный рык вырывался из их пастей.

— Убивайте во имя вашего Господина и умирайте во имя вашего Господа. Путь в Царствие Небесное лежит через убийство, — сказал я им.

И в ответ мои бесстрашные звери завизжали так, что кровь застыла у меня в жилах; они пели свою песнь свободы, серенаду печали всех диких тварей, впряженных в ярмо и в постромки, укрощенных и запертых в темницах, заточенных в чайных ящиках, где соломенная подстилка насквозь пропитана экскрементами.

Я знаю, что ты выполнишь приказ, мой хромой эскадрон смерти, я знаю, что ты выполнишь его. Умереть с именем вашего Повелителя на устах — может ли быть большая честь? Славные суки Гавгофы, больше мне не услышать музыки ваших голосов. Откуда я мог знать, что они явятся с ружьями? Пусть клетка звериного рая распахнет для вас свои дверцы. Ваш Повелитель доволен вами. Доволен.

Это, как вы понимаете, было вчера. О да, прошлое стремительно настигает меня, надвигается с огромной скоростью. Ну что же, пускай. Я к этому готов. Я этого не боюсь. Я не боюсь смерти.

Посмотрите! Там, вверху! Стая тварей, порожденная клубами дыма и сажи, кружит над моей крытой небом могилой. Это черный дым моей сгоревшей Гавгофы марает синеву небес. Я знал, что они предадут огню мое Царство. Туда ему и дорога. Гори, гори ясно. Озаряй их безумие, чтобы они увидели искру помешательства в глазах друг у друга. Я видел, как вы превратили чары распутства в горсть благоухавшего лавандой пепла. А набожность — как ярко полыхала она той ночью на Вершинах Славы, подпитываемая кровью дурочки, хромого маньяка и грязного злобного великана! И ныне пришел черед моего Царства. Благородный огонь, благородный дым, благородная зола на ветру.