Часть целого - читать онлайн книгу. Автор: Стив Тольц cтр.№ 131

Я часто думал о Кэролайн и Джаспере. И пришел к выводу, что совершил в жизни непростительную ошибку: всегда отрицал, что нет таких людей, которые способны искренне меня любить.

Однажды я заглянул на работу к Джасперу. Я не видел его несколько месяцев — с самой своей свадьбы, с тех пор как отдал себя медицинской науке. Я даже не сказал ему, что у меня рак, и решил, что лучше это сделать в самой неподходящей обстановке, например, у него на работе, и таким образом избежать сцены. Сын сидел за перегородкой и смотрел в окошко на другую часть комнаты. У него был вид, словно он ждал, когда человечество поднимется в своей эволюции на следующий уровень. Пока я наблюдал за ним, мне пришла в голову странная мысль, что я могу читать, что творится у него в голове: «Почему мы с тех пор, как лишились волосяного покрова и научились ходить на двух ногах, перестали развиваться, будто гладкая кожа и прямохождение — это все, чего следовало достигнуть?»

— Джаспер! — позвал я.

Сын обернулся и неодобрительно на меня посмотрел:

— Что тебе здесь надо?

— У меня Цэ-эр.

— Не понимаю.

— Латинское сокращение.

— Ты о чем?

— Рак. Заполз ко мне в легкие. Теперь мне крышка. — Я старался, чтобы мои слова звучали обыденно: мол, всю жизнь то и дело подхватывал рак, и вот незадача — снова приболел.

У Джаспера отвалилась челюсть, но он не проронил ни звука. Над головой гудели дневные лампы. Ветер шелестел бумагами на его столе. Я слышал, как слюна проскользнула в его пищевод. Ни один из нас не пошевелился. Мы напоминали людей из той эпохи, когда еще не было языка, — людей палеолита, но в современном офисе. Наконец сын проговорил:

— Что ты собираешься делать дальше?

— Не знаю, — ответил я.

Джаспер понимал то, о чем не задумывалось большинство людей: умирание требует принятия важного решения. И теперь интересовался: собираюсь ли я держаться до конца или предпочту обскакать смерть? А затем сказал, что думает об этом сам. Я был тронут.

— Отец, пожалуйста, не надо умирать медленно и болезненно. Лучше совершить самоубийство.

— Я как раз об этом и размышляю, — бросил я, чувствуя одновременно и облегчение, и раздражение оттого, что он облек в слова то, о чем обычно вслух не говорят.

В тот вечер Джаспер, я и Кэролайн ужинали вместе, как одна семья. Нам столько следовало друг другу сказать, что мы не смогли сказать ничего. Сын не сводил с меня глаз, стараясь поймать с поличным надвигающуюся смерть. Я больше не сомневался, что мы с Джаспером могли читать мысли друг друга, а это гораздо хуже, чем просто разговаривать.

Я предложил ему покататься, хотя сам в жизни просто так никогда не катался. Ночь была темной, звезды спрятались за облаками. Мы ехали без всякой цели, и я разразился глупейшим монологом о том, что автомобильное движение — это не что иное, как толпа конкурентов, каждый из которых вооружен мотором и в своей машине грезит о вечном движении.

— Остановись! — крикнул Джаспер. Сам не заметив, я подъехал к нашей первой квартире — месту, где так часто выходил из строя мой мыслительный двигатель. Мы постучали в дверь, и Джаспер заявил вышедшему мужчине в запятнанных боксерах, что нам бы хотелось взглянуть на комнаты, причем с той же целью, с какой люди разглядывают фотографии в альбоме. Парень нас впустил. И пока мы бродили по квартире, мне пришло в голову, что место совершенно нами испорчено и в каждом лишенном воздуха углу ощущается осадок нашего присутствия. Видимо, мы испускали в атмосферу наши глубинные проблемы, и отголоски болезни духа заражали всех, кому не посчастливилось жить здесь после нас.

Потом мы вернулись в машину и метались от одного места к другому, где однажды побывали: были у закусочных, парков, супермаркетов, книжных магазинов, парикмахерских, бакалейных лавок, психиатрических лечебниц, новостных агентств, аптек, банков — везде, где нам когда-то было неуютно. Я не в состоянии объяснить цель этого завораживающего и отнюдь не метафоричного путешествия по дорогам нашей памяти, но могу сказать, что везде видел ясно как день наши прежние «я». Словно мы шли назад по собственным следам и в каждом отпечатке обнаруживали свои ноги. Ничто так не вселяет чувство отчуждения от прошлого и настоящего, как ностальгия. Понимаешь, что в тебе неизменно, от чего не хватило мужества избавиться и какие страхи ты до сих пор носишь в себе. Разочарование от собственных неудач почти осязаемо. Ужасно таким образом наталкиваться на себя самого.

— Жутко, правда? — спросил Джаспер.

— Жутко — не то слово.

Мы переглянулись и расхохотались. Единственно положительное, что принесла гонка: оказалось, что наш взаимный антагонизм не настолько неистощим, как мы прежде думали. В машине мы говорили, вспоминали, смеялись. Лишь в ту ночь я почувствовал в сыне друга.

К трем утра мы настолько устали, что потеряли задор. И решили закончить поездку кружкой пива в «Котле удовольствий» — том самом стрип-клубе, которым я некогда управлял, а несколько лет назад чуть не разнес своей спортивной машиной.

— Заходите, ребята, заходите, — пригласил стоящий на улице швейцар. — У нас красивые танцовщицы.

Мы миновали знакомый темный коридор с красными подмигивающими лампами и оказались в зале. В воздухе клубился дым — в основном от сигар, но также, хотя и в меньшей степени, от стоящего на сцене приспособления. Стриптизерши у шестов проделывали под взглядами бизнесменов свои обычные бесполые па. И никто не мог предположить, что некий безумец въехал на подиум на красном автомобиле. Я обвел глазами зал — вышибала был новый. Та же груда мяса, то же тупое выражение лица, а само лицо другое. Девушки тоже были другими — казались моложе тех, что нанимал я. Я! Нанимал стриптизерш! Выпучив глаза и сорвавшись с поводка. Выбирал из вереницы пританцовывающих едва одетых и только что достигших совершеннолетия женщин. Но за два года, пока я их нанимал, выгонял и управлял ими, я переспал лишь с тремя. Если ты руководишь стрип-клубом, это, можно сказать, не считается.

Мы сели перед сценой, заказали напитки и медленно тянули пиво.

— Мне здесь не нравится, — сказал Джаспер.

— Мне тоже, — ответил я. — Почему тебе должно нравиться?

— Я не могу понять логику стрип-клубов. В борделях есть смысл. Бордели мне понятны. Хочешь трахаться, идешь туда, трахаешься, испытываешь оргазм и уходишь. Половое удовлетворение — все просто и ясно. Стрип-клубы — другое дело. Если даже от них не воротит, человек смотрит на женщин, возбуждается, но трахнуть их не может и уходит неудовлетворенным. В чем удовольствие?

— Может быть, мы не такие уж непохожие, как ты считаешь, — заметил я.

Джаспер улыбнулся. Если честно, сколько бы шуму ни поднимали отцы насчет уважения и послушания, на земле не найдется ни одного, который бы в глубине души не хотел простой вещи: чтобы сын его любил.