– Н-ну, – с сомнением кивнула моя красотка. – Н-ну, в общем, как бы да...
– А подлинная красота – она навсегда, – с убеждением добавила я. – Я сама вот, например, всегда выбираю картины только по принципу – нравится ли она лично мне, или нет. А все остальное уже вторично. Важен сам человек, его уникальный вкус, вы понимаете?
– Да, да, – моя собеседница оживилась и горячо закивала. – Вот тут я с вами согласна. Как вы правильно и интересно все рассказываете. А то я вечно так скучаю в этих музеях. Мне говорят – ах, красота, ах, вечность – а мне скучно, понимаете? Вот Джоконда эта, например – она же уродина. Сама какая-то кривая, губы тонкие. Почему я должна ей восхищаться?
В кармане у нее колокольчиком зазвонил телефон. Она вытащила его, бросила в трубку отрывистое: «Я занята!», и снова обратилась ко мне.
– Вот я перый раз слышу, как человек так правильно объясняет. А то все считают – раз положено, значит, должно нравиться. А у меня, может быть, свои представления. Скажите, а вы давно тут работаете?
– Совсем недавно. Это моя галерея, мы только в сентябре открылись.
– Ваша? Ах, как интересно. Значит, вы сами их выбираете?
– Ну, в общем, да.
– А как вы думаете – а в подарок такая картина подойдет?
– Конечно. Особенно если вы выберете ее так, чтобы она подходила тому человеку. Ну, как вы себе его представляете. Очень хороший подарок может выйти, настоящий, вы понимаете?
В общем, кончилось все это тем, что прелестная Нина Кандат не только купила у меня две картины – себе и кому-то в подарок, но еще и рассказала про нашу галерею в одной из своих ближайших передач. Об этом мне с восторгом поведала Маша, не пропускающая их ни одной. Сама Нина после этого время от времени заходила навестить меня и побеседовать о роли личности в искусстве. Очевидно, слухи о продвинутости нашего заведения разошлись в соответствующих кругах, потому что поток покупателей светско-тусовочного вида стал заметно гуще. Вот что значит – ловкость рук и правильный подход к потенциальному клиенту.
Хотя, конечно, отнюдь не к каждому посетителю хотелось искать этот самый подход. Среди них попадались очень разные экземпляры. Некоторые, вопреки логике, пытались занести в список своих клиентов – меня. По крайней мере, так мне потом объяснили, сама-то я в нужный момент ничего не поняла. Просто появился в галерее такой невысокого роста и невыразительного сложения товарищ в кожаной куртке, которого сопровождали сразу две прелестные русалки, причем каждой из них он доставал примерно до подмышек. Впрочем, это не мешало девам относиться к нему с видимым почтением.
Товарищ, важно откинув голову, походил по галерее, глянул туда-сюда, хмыкнул пару раз с выражением знатока. Я, честно говоря, даже особенно к нему не приглядывалась, поскольку уже наработанным чутьем продавца сразу поняла, что никакого навару тут ждать не приходится. Завершив обзорный круг, он подошел ко мне и поздоровался. По его тону можно было подумать, что мы знакомы с ним, по меньшей мере, лет сто.
– Добрый день, – вежливо, но сухо ответила я. – Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Мне никакая помощь не требуется, – бодро ответил он. – Я и сам могу помочь кому угодно.
И уставился на меня, будто на что-то намекал. И взгляд у него был при этом не то, чтобы сальный, а какой-то оценивающий. И вообще он мне не нравился, хотя, объективно говоря, лицо-то у него было даже довольно интеллигентное. Тонкие очки в золотой оправе, острые усики, залысины ото лба, легкий загар. Такой загар посреди московской зимы – верный признак финансовой состоятельности. Он означает, что его владелец либо ездит куда-то на курорты, либо торчит в солярии. И то, и другое, в общем, говорит о лишних деньгах, и я уже научилась распознавать подобные симптомы. Но все равно, это же не повод.
А может, он просто псих? Такие ведь тоже встречаются. Хотя нет, непохоже. Русалки эти опять же. Чего он от меня-то хочет?
– Ну как дела-то, неплохо идут? – тем временем продолжал беседу странный товарищ.
– Да не жалуюсь, – ответила я, стараясь сохранять нейтральный тон.
– И правильно, – радостно кивнул он в ответ. – Чего жаловаться, все равно никто не поможет. Кроме меня, конечно. А так – искусство сейчас в ходу. На подъеме, я бы даже сказал. А я такие вещи нюхом чую. Я ужи сам подумываю – не переключиться ли мне на чистое искусство, а, девочки?
Девочки радостно захихикали, будто он им анекдот рассказал.
Я ничего не понимала. И как себя вести – в том числе. Поэтому просто стояла и молчала, а странный тип рассматривал меня, как картину на стенде.
– Вот, между прочим, – назидательно сказал он своим русалкам. – Смотрели бы лучше, как одеваться надо. Черное, серое – европейский стиль. А вы понавесите на себя блесток в розовом и ходите, как лохушки.
Русалки снова захихикали. Я разозлилась. То есть, по сути сказанного я вообще-то была с ним согласна, но внешнее оформление было явно хамским.
– Дом моделей, – сказала я ядовито-вежливо. – У нас вообще-то тут напротив, через дорогу. Может быть, вам лучше туда?
– Как же туда, когда мы только что оттуда? – с невинным и радостным изумлением ответил мне этот тип. Модели опять засмеялись.
– Да вы не сердитесь, Елизавета Дмитриевна, – умиротворяюще продолжил он. – Я же ничего такого, я просто поглядеть на вас зашел. А то, знаете, слышать-то слышал, вот и захотел сам взглянуть.
– Мы с вами знакомы?
– Ну, не знакомы, так познакомимся. – и тип вытащил и с видом благодетеля протянул мне визитку. Я взглянула. «Гарри Кисельштейн, агентство „Элита“». Бред какой-то. Я положила карточку на стол.
– Спасибо.
– Что спасибо, спасибо некрасиво, – был ответ. – Вы лучше вечером на тусовку ко мне заходите, Елизавета Дмитриевна. Там и познакомимся.
– Непременно. Только в другой раз.
– Дело хозяйское. Только сильно-то не затягивай, годы у тебя уже не те, – с этими словами господин Кисельштейн подхватил своих русалок под руки и наконец скрылся за дверью. Я с облегчением выдохнула.
Я, конечно, легко забыла бы этот эпизод, несмотря на его противность – мало ли, кто ходит по улицам. Но когда я, в порядке юмора и смеха, рассказала эту историю Сашке, случайно зашедшему ко мне тем же вечером, он неожиданно встал в стойку.
– Как ты сказала?
– Кисельман. Нет, кажется, Кисельштейн. Дурацкая такая фамилия. Да какая разница-то, Сань?
– Фигасе разница. Да ты знаешь, кто это был?
– Да нет, конечно. А что – ты знаешь, что ли?
– Да кто ж в Москве не знает Гарика Кисельштейна? Это ж, можно сказать, тут первый человек. Через кого все с девочками знакомятся? У кого можно моделек на вечер найти? Или на неделю, чтоб на Карибы там съездить? Все у него. У него такая база на всех красоток, что ты!