– Этого еще не хватало! – вырвалось у Ирины. – Об этом и речи нет. Но все равно я не очень понимаю, зачем тебе это надо? Чего ты хотел добиться? И что ты говорил ему обо мне?
– Я представил тебя ему, как свою жену.
– Ну и глупо, – фыркнула Ирина. – При желании легче легкого проверить, что это не так.
– Да, но это неважно. Он видел меня с женщиной, женщина была беременна, на ней была моя фамильная брошь, я сказал, что это моя жена... Уверяю тебя, всего этого вместе совершенно достаточно, чтобы убедить и большего скептика. И это впечатление весомей, чем какие угодно записи любых метрических книг. И потом, я все-таки достаточно хорошо знаю самого Жоффруа. Он был потрясен. Ведь даже и ты заметила.
– Но подожди, Илья, я все равно не понимаю. Если настоящая брошь у него, то почему он так среагировал на эту? Он же не мог не знать...
– Ну, во-первых, строго говоря, мог. Ведь он здесь уже неделю, а брошка осталась в Париже, и теоретически я мог бы организовать что-то вроде похищения... Но дело не только, вернее, не столько, в этом. Эта брошь – она как символ, понимаешь? Для Панаи, для меня – и для него. То, что это фамильный фетиш, и то, что я в свое время отдал его ему, все это имеет крайне большое значение. Мы, видишь ли, вообще очень подвержены влиянию символов. Одно то, что сегодня он увидел меня с тобой, женщиной, само по себе сильный удар, а уж с учетом всех остальных моментов это просто нокаут. И то, что я отдал тебе эту брошь, даже неважно – ту самую, или специально заказанный дубликат, ведь никто не мог бы предположить или поверить в случившееся совпадение, это противоречит принципу бритвы Оккама.
– Принципу чего?
– Бритвы Оккама. То есть – не надо искать сложных объяснений, если существует простое. Гораздо естественнее предположить, что я, если и не украл настоящую брошь, то просто заказал копию. И отдал ее тебе, и через тебя – наследнику. Ведь Жоффруа всегда считал, что это место, как и эта брошь, безраздельно принадлежат ему. Этим он был как бы приобщен к нам – к компании, ко мне, к клану. Собственно, клана-то как раз никакого и нет, есть только я и компания, но все равно. И в компании его роль, по гамбургскому счету, гораздо больше моей – хозяин я только формально, и заниматься всерьез делами в последнее время мне было лень...
– Лень?
– Ну, или не хотелось, это то же самое, не имеет значения.
– Почему?
– Знаешь, я не уверен, что смогу тебе это внятно объяснить. Тут столько всего намешано... И личного, и в связи с делами компании. Паная всегда учила, что дело – это одно, а личная жизнь – другое, и смешивать это нельзя, но я, как последний дурак... Мы с Жоффруа нехорошо расстались в свое время. Были обиды, взаимные претензии, до сих пор сохранились какие-то личные счеты. И в то же время мы продолжали довольно тесно общаться, мы были связаны этой компанией, как цепью, я не мог уволить его, это слишком бы дорого обошлось, ущерб был бы невосполним. И потом, я еще сдуру написал когда-то завещание...
– В смысле – на него? На Жоффруа?
– Ну да. Так было лучше для дела, кроме того, я тогда и представить не мог, что мы можем расстаться. Мы страшно долго были вместе, больше пятнадцати, нет, даже семнадцати лет...
– Я не спрашиваю, что случилось, – осторожно сказала Ирина, очень надеясь все-таки услышать ответ. Но он оказался совсем не тем.
– Я бы тебе и не рассказал. Да это, в сущности, неважно. Там еще мои родители... Впрочем, это тоже неважно. А сейчас, в последнее время, я хотел провести некую реорганизацию в компании. Это должно, если удастся, заметно ограничить сферу его влияния, и я мог бы постепенно вывести этот пакет акций... И если он еще решил, что у меня теперь будет ребенок, наследник...
– Но завещание можно было бы просто отменить?
– Да дело не в завещании, вернее, это только одна часть. Даже если бы его не было, то, согласно уставу компании, а она так и осталась компанией частной, так вот, если бы со мной что-то случилось, мой пакет был бы поделен пропорционально между другими акционерами. Поскольку раньше это были только члены семьи, ничего страшного бы не произошло. Но сейчас в подобном случае вышло бы, что совместная доля акций Жоффруа превысила бы контрольный пакет, и компания де-факто перешла бы в его владение... Я не слишком сложно объясняю?
– Нет, это как раз понятно. Я только не понимаю, что изменилось оттого, что он увидел меня?
– Пока, конечно, ничего не изменилось. Но глобально, если у меня появляется законный наследник, это меняет очень многое. Мой пакет останется в семье и не будет разделен, Жоффруа остается ни с чем, компания сохраняется...
– Но на самом деле это же все не так!
– Да, но пока он этого не знает, у меня есть время. Он будет искать отступные пути, будет стараться как-то скомпенсировать возможные потери, может быть, предложит мне выкупить свой пакет, сейчас я бы смог это сделать, да мало ли, что еще. Как минимум, он получил сильный удар в личном плане, он деморализован, и это уже немало. Он не зря спрашивал, когда должен родиться ребенок, и просто замечательно, что ты ему не сказала. Он наверняка считает, что времени у него еще меньше, чем на самом деле, и, значит...
– Господи, Илья, так ты что – и платье мне нарочно купил именно такое?!
Тот посмотрел на нее виновато.
– Ну, в общем, практически нет. То есть, я, конечно, понимал, что такой фасон не поможет ничего утаить, но оно действительно было такое одно. И тебе в самом деле очень идет!
Ирина не знала, что и сказать. С одной стороны, гадко было вот так, вслепую, использовать ее в этом загадочном пасьянсе, а с другой... Почему-то она не могла сердиться на Илью в полной мере, как он, казалось бы, того заслуживал... Его было жалко, и хотелось помочь, и, в конце концов, он-то всегда, когда было нужно, безоговорочно был на ее стороне. Может быть, не так бескорыстно, как ей тогда казалось... Но в любом случае, пожалуй, теперь они с ним в расчете.
– Слушай, – спросила она. – А почему бы тебе тогда не жениться на самом деле? Ну, хотя бы формально? Чтобы все было, так сказать, в большей степени достоверно?
– Да? – усмехнулся Илья. – Чтобы ввести в игру на законном основании вообще постороннюю женщину, к которой я даже не буду привязан? Ты-то ведь уже замужем, правда? Ну и, кроме того, что об этом подумает мой нынешний партнер? Мне, честное слово, вполне хватает тех сложностей, которые у меня уже есть.
Какое-то время оба они молчали. Этого времени как раз хватило, чтобы доехать до Ирининого дома. Помогая ей выйти из машины, Илья сжал ее руку чуть выше локтя и прошептал на ухо:
– И потом, если строго разобраться, я не так уж сильно соврал. Ты же говорила, что сделаешь меня крестным отцом? Так что в духовном смысле я, можно сказать, не уклонился от истины. Скажи, ведь ты не будешь слишком сильно на меня сердиться?
– Я подумаю, – пообещала Ирина на прощанье.
Но, уже подымаясь в лифте, она решила про себя, что не будет. В общем, так получилось, что Илья действительно имеет какие-то права на ее ребенка. Если бы не его своевременный разумный совет, то и думать, строго говоря, сейчас было бы не о чем. И хотя его истинные намерения в свете последних событий можно было бы подвергнуть экспертизе сомнения, все равно главным остается то, что у нее есть, вернее, будет этот ребенок, и за это она Илье благодарна. А что уж там кто думал, на что рассчитывал – теперь дело десятое.