Они, естественно, пересекались время от времени. Иногда все втроем, включая Сашку, иногда без него. Ирине была совершенно уверена, что уж во время этих-то встреч она точно остается сама собой. Строго говоря, она даже никогда и не задумывалась ни о чем таком в контексте Ильи, потому что это были уже даже не параллельные, а и вовсе какие-то несоотносимые миры...
Тем большим было ее изумление, когда во время одной из таких встреч – они встретились с Ильей среди дня и обедали вместе в его любимом кафе – он вдруг, без предупреждения, ошарашил ее вопросом:
– Ты очень изменилась в последнее время. У тебя что-нибудь происходит?
Ирина чуть не подавилась чаем. Но взяла себя в руки и подняла на князя ясные глаза.
– Да нет. С чего ты взял?
– Я же вижу.
– Что же такого ты видишь?
Илья молчал. Грустно и ласково смотрел на нее через столик. Тихо перебирал пальцами по столу. Размешивал ложечкой чай. Ирина не выдержала первой.
– Ну в чем я таком изменилась? Скажи, мне просто интересно, в самом деле.
Фраза прозвучала несколько напряженно, как будто она, уличенная в чем-то, пыталась отбиться. Отчасти так оно все и было, но, уже произнеся фразу вслух, Ирина про себя поняла, что говорит правду. Ей на самом деле интересно, что именно заметил князь. А оправдываться как раз было не в чем – уж перед ним-то она точно не виновата. Она успокоилась и сказала снова, с другой интонацией.
– Илюш, ты правда что-то такое заметил?
Илья довольно резко тряхнул головой и бросил ложечку на стол. Дребезжащий звон грубо разорвал нависшую было паузу. Но голос князя, раздавшийся сразу после, звучал, тем не менее, мягко.
– Ты выглядишь моложе. Заметно. Лет на несколько. У тебя глаза блестят. И сама ты стала... Более нервная, резкая, что ли. Какая-то хищная. И похудела. Это-то ты, наверное, и сама знаешь.
Ирина покачала головой. Она и в самом деле давно не взвешивалась. Примерно... Примерно с начала лета, да. Хотя раньше регулярно следила за своим весом, как и положено каждой приличной женщине.
– Вообще, – продолжал Илья. – Если бы речь шла о ком-то другом, я бы, заметив все это, сделал бы однозначный вывод – человек или что-то резко поменял в своей жизни, или собирается это сделать. Ну, или влюбился до потери сознания. Но ты, насколько я понимаю, ни под одну из этих категорий все-таки не подходишь. И поэтому я тебя спрашиваю – что у тебя происходит?
Ирина не выдержала. С легкой, вообще-то несвойственной ей откровенностью, она рассказала Илье, что именно с ней происходит. И как она все это воспринимает. И что по этому поводу думает. И как на все это реагирует, вернее, не реагирует, муж. Илья слушал ее, не перебивая.
– Главное, ты понимаешь, Илюш, я же всегда относилась к этому совершенно спокойно. Ну, в смысле к сексу, особенно на стороне. Даже, знаешь, наверное, слегка брезгливо, что ли. Девчонки рассказывали разное, это же с кем не бывает, а мне это всегда казалось... Как-то нечистоплотно. Я всегда думала, что по уму так не делают. Нет, ну бывает, полюбишь кого-то другого, ну, тогда надо как-то это решать, уходить. Но чтобы вот так... А тут я сама, и, главное, мне даже не стыдно. Как будто это с кем-то другим... Нет, не так. Со мной, но по-другому. Как будто это не я. Это меня, настоящую меня, не трогает, понимаешь? Ну, не относится ко мне, вот к этой, которая с Сашкой, с детьми. Как будто, не знаю, на сеанс массажа сходила... Ведь это же ерунда – массаж, правда? А с другой стороны, я себя после этого чувствую такой... Целой. Вроде бы, совестью должна мучиться, а я – нет. Я рада, что я живая, что я еще что-то такое могу... То есть получается, что это какой-то внутренний, душевный массаж. Но душа тут вроде и ни при чем, там нет ничего для души... Ничего человеческого, понимаешь? Мы даже почти не разговариваем. Я разговариваю вот с тобой, с Сашкой, это для меня важно. Я, кстати, Сашку еще больше ценить стала, правда. Именно потому, что я ему могу все сказать, и он меня понимает. Мне даже иногда ему и про это рассказать хочется, именно, как про массаж. Я себя только за язык успеваю схвтить. А с другой стороны, я сделаю все, чтобы он никогда не узнал, потому что не хочу его обижать. Я его люблю, Сашку. Илюш, я, наверное, чушь несу?
– Нет, вовсе даже. – Илья улыбнулся. – Очень внятно излагаешь. Я, когда ты только начала рассказывать, все хотел спросить, зачем тебе это нужно, а теперь уже и так все понял. Только... Ты пойми меня правильно – я далек от мысли читать тебе мораль, я просто за тебя волнуюсь. Не наделай глупостей. Со всем этим надо быть очень осторожной. Тебе ведь есть, что терять. Если ты сейчас ошибешься, сделаешь какой-нибудь неверный шаг, ты же можешь разрушить себе всю жизнь, совсем пропасть. Может, все-таки не стоит оно того? Честное слово, может быть, лучше будет попробовать какой-нибудь спорт с экстримом, или на самом деле найти хорошую массажистку? Я понимаю, что это не полный эквивалент, и всех ощущений не заменит, но зато, согласись, все же гораздо безопасней.
– Да понимаю, конечно, Илюш. Еще бы. Я и сама все время думаю, что надо, надо заканчивать. Я решила – пусть будет, пока лето, а как осень наступит, дети вернутся – так сразу и завяжу. Я сама боюсь.
– Ну хотя бы, – кивнул Илья головой. – А он... Ну... Он-то стоит всего этого?
– Это да! – Горячо подтвердила Ирина. – Еще как. Он вообще такой, знаешь... Красавец. Типичный. Скандинавского типа. Как с рекламного плаката. Тебе бы понравился.
И они рассмеялись оба тихонько, как заговорщики.
А по пути домой, выруливая по московским ослабевшим в летнее время пробкам, и после, уже дома, бродя в одиночестве по комнатам, Ирина снова и снова ловила неудержимо выплескивающиеся из нее стихи.
Сказали – хищница. Теперь хожу, рычу,
Глазами узкими смотрю в огонь камина,
Шагами мерю комнаты. Молчу.
Листва шумит, а жизнь проходит мимо.
Сказали: пропадешь, коли падешь!
Платить – тебе! Заплачешь, и заплатишь...
Но вот пришел «творительный падеж» –
Сидишь себе, и строчку к строчке ладишь.
Задумаешься так – падеж, платеж...
Кому до нас есть дело, кроме Бога?
А вот понять, что все-таки живешь –
За то не грех и согрешить немного!
Мы смертны. Жизнь пройдет. Почти прошла...
Ползут шеренги строчек – личных, лишних.
Шумят деревья. Льстивы зеркала.
Огонь горит. А кошка – тот же хищник.
В начале августа Сашка сказал Ирине, что по делам фирмы ему придется к началу сентября уехать в Америку как минимум на пару месяцев, и предложил ей с детьми поехать тоже. Мол, выберутся все вместе, сменят обстановку, она отдохнет, дети подтянут английский, а он сам не будет чувствовать себя полярником-вахтовиком в отрыве от семьи. Ирина горячо поддержала эту идею. Она как нельзя лучше решала бы и ее внутреннюю проблему – уехала и уехала, и не надо ничего никому объяснять. Ее немного смущало лишь то, что мальчишки пропустят школьные занятия, но, как резонно заметил Сашка, навряд ли сами мальчишки стали бы серьезно возражать, а догнать два месяца для них не проблема. Ирина согласилась и с этим. Поездка была в принипе решена.