Тут до меня дошло. Странное чувство в животе — да это же просто голод. Я действительно с утра ничего не ела, но в этом нет ничего для меня необычного, я всегда ем редко и очень мало, и не потому, что хочется, а для порядка. И уж точно не варёную лапшу. А голодные корчи — вообще какой-то нонсенс.
Но тут живот, возбуждённый, наверное, мыслями о еде, взвыл так злобно, что я чуть не рухнула с табуретки. Надо же, что творится. Есть захотелось. Не иначе, от нервов. Ну ладно, может быть, если сварить пяток пельменей, будет не так уж отвратительно…
Я начала было искать ёмкость для варки, но потом как представила, что пока вода закипит, да пока что сварится…
В духовке нашлась небольшая сковородочка, и через пять минут на ней в маргариновом жиру весело скворчала, поджариваясь, варёная вермишель. Чайник, смилостивившись, наконец закипел, пачка заварки обнаружилась в одной из двух навесных полок… Быт явно начинал налаживаться.
Но быт, как мне скоро пришлось убедиться, понятие растяжимое и безразмерное. После ужина я отправилась осваивать комнату, и тут мне пришлось столкнуться с проблемами посерьёзней.
Строго говоря, столкнуться — неверное определение. Проблемы рухнули на меня всею кучей и просто погребли под собой. Я поняла, что, в сущности, украла чужую жизнь, влезла в неё с потрохами, а что дальше делать — не имею ни малейшего представления.
Хорошо, и, Господи, как хорошо, что Марина жила одна! Я только сейчас осознала всю важность этого факта. Но кроме жизни, то есть непосредственно квартиры, существует масса других точек соприкосновения с окружающим миром, а я не то, что не знаю каких, но и представления не имею, где их искать.
Вот работа. Где-то она наверняка работает и не далее как завтра утром должна там появиться. То есть не она, а я должна. Допустим, я там не появлюсь, её, то есть меня, уволят, надо будет искать другую работу, а что я умею делать? То есть что умела делать Марина, и справлюсь ли с этим я, даже если каким-то чудом узнаю, что это за загадочная деятельность.
Интересно, а может, эта деятельность оставляет следы в быту? Вот, например, если взглянуть на книги вокруг моего, то есть Арининого, стола и кровати, довольно легко можно догадаться, чем я занимаюсь, хотя я вообще не работаю.
Вряд ли Марина имеет отношение к еде, судя по холодильнику. И вообще, наверное, у неё неважно с деньгами. Уже немного легче: во-первых, с такой работы не сразу выгонят, а во-вторых, будет не так жалко. Так, что ещё можно сообразить? Я наехала на неё среди дня, день сегодня будний. В сумке ничего делового не было — значит, не курьер. Может, конечно, она по сменам работает… Господи, а если на каком-нибудь заводе? Я ж с ума там сойду…
Да ты уже сошла, так что успокойся, терять тебе нечего. Лучше напрягись и ищи. Вот письменный стол, надо там посмотреть. Если у человека есть стол, что-то ведь он за ним делает.
Великая наука дедукция немедленно принесла свои плоды. На столе, сдвинутые к дальнему краю, немедленно обнаружились здоровенные стопки тетрадок. Да что там стопки — целые бастионы тетрадок. Я не заметила их раньше именно потому, что их было так много.
Бросившись на добычу, я жадно схватила верхнюю тетрадку из стопки. «Для работ по русскому языку… ученика 6 класса… школы… Иванова Васи». Все понятно — Марина была учительницей. А по номеру школы я запросто найду, где она находится. Можно по 09 позвонить, заодно и телефон скажут. И я туда завтра с утречка позвоню и притворюсь больной — на недельку, — а потом все как-нибудь устаканится. В конце концов, я, наверное, вполне смогу учить детей русскому языку — почему бы и нет? Тоже мне, бином Ньютона. И литературе… Даже интересно. Все-таки литература — это тоже искусство. Вот только отыскать бы эту школу. Но это потом.
Интересно, а все эти тетрадки надо до завтра проверить? Или Марина сама успела? Хорошо бы. Я с надеждой отлистала исписанные корявым детским почерком страницы до конца, обнаружив по дороге массу красных пометок на полях. В конце стояла жирная красная же тройка. Умничка Марина. Бестолковый Вася Иванов.
Ну хорошо. С жильём все понятно, с работой вроде тоже в первом приближении разобрались. Что ещё остаётся? Родные и близкие… Мужа у Марины нет, это видно и так, и по паспорту, детей тоже, а вот родители… Если есть, да ещё и близко, то это проблема. Потому что сходство сходством, но любая мать своего ребёнка узнает из миллиона.
И это немедленно навело меня на мысль о моей собственной маме. Которая, конечно же, немедленно примчится, если уже не примчалась, в больницу, а поскольку мама — не Валька, то никакой амнезией ей зубы не заболтаешь, она враз поймёт, что это не я, и тут такое начнётся… Или уже началось… Нет-нет-нет, маму нужно как-то нейтрализовать. И наверное, лучше всего рассказать ей правду. Если она будет знать, что я жива и здорова, то не станет активно вмешиваться. Мало ли, как дитя развлекается… И потом, хоть я и не рассказываю ей о своих заморочках и, приезжая к ним в гости, изо всех сил делаю бодрый вид, мама все равно о чем-то догадывалась. Она не спрашивала меня ни о чем напрямую, просто… Догадывалась. На то и мама. Хорошо ещё, если про бутылки в шкафу не знала. Может, я дура и надо было все раньше ей рассказать, ну да что уж теперь.
Теперь надо застать её дома, потому что по мобильному ей все равно никогда не дозвонишься — она его не слышит в сумке и не берет (если вообще не оставляет дома). Быстро, быстро, где здесь телефон?
Телефон довольно быстро отыскался под диваном — я сама же его туда и засунула впопыхах. Старенький аппарат, ещё с цифровым диском, трубка растреснута и замотана синим изоляционным шнуром. Надо будет потом трубку нормальную купить…
С непривычки ошибаясь во вращении цифр и торопясь, я пару раз попала не туда, и только потом, сосредоточившись, усилием воли набрала все как надо. Гудок. Ещё один. Неужели скорая так быстро работает — и Вальку успели найти, и маму… Нет, вот подошла.
— Привет, мамочка, это я. Как дела?
— У нас все в порядке. А почему у тебя голос такой?
— Какой такой, мам? Нормальный голос. — Вот и всегда она так — я ещё чихнуть не успею, а мама уже знает, что я простужена. Ну и втули ей, что я — не я. Нет, правильно решила расколоться.
— Мам, я должна тебе что-то рассказать, только ты не волнуйся.
— Я так и знала. Что с тобой случилось?
— Мам, со мной все в порядке, ничего не случилось. То есть случилось, я же и пытаюсь тебе рассказать.
— Что произошло? Митя? Валя?
— О Господи! Мам! Сядь и послушай. Это вообще не про них, это про меня. Понимаешь, дело в том, что… В общем, я тут попала в аварию…
— Я чувствовала. С тобой все в порядке? Ты где?
Я разозлилась. Видит Бог, я пыталась осторожно её подготовить, но это же невозможно.
— Если ты ещё раз меня перебьёшь, я сдохну от злости! Ты можешь послушать без дурацких вопросов? Две минуты? Я попала в аварию, и я в больнице, тебе сейчас позвонят, но это не я, поэтому, когда позвонят, ты не волнуйся. Со мной все в порядке, я цела и вообще в другом месте.