Толчок восемь баллов - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Кунин cтр.№ 33

— Не подмажешь — не поедешь, — сказал Федор. — Россия…

— Я не хочу этого слышать!!! — завизжал Герстнер.

Родик рванулся к нему, схватил за отвороты сюртука:

— А железную дорогу хочешь построить?! Дело своей жизни до конца довести хочешь?! Вот и я хочу, чтобы в моей России была твоя железная дорога! Потому и не боюсь руки пачкать!..

Оттолкнул Герстнера, обессиленно сел, взялся за голову.

— Простите меня, Антон Францевич…

— И вы меня простите, Родик, — тихо сказал Герстнер и снова завопил, глядя из окна кареты на насыпь: — Где Тихон? Там кирки и лопаты растаскивают, а его нет! Куда подевался Зайцев?!

* * *

Зайцева инструктировал сам Бенкендорф.

— В Вене все узнаешь про Герстнера. До мельчайших подробностей. Под видом богатого скотопромышленника внедришься в австрийские ученые круги. Для поддержания контактов будешь вести разгульный образ жизни — рулетка, карты, вино, женщины…

— Ваше сиясь… Виноват… — залепетал Зайцев. — Я, конечно… это… с величайшим… Однако средства…

Бенкендорф снисходительно улыбнулся:

— Не волнуйся, братец. Для успеха операции…

В кабинет неслышно проскользнул адъютант, зашептал шефу.

— До конца года? — удивился шеф жандармов. — Странно. Иди.

Адъютант исчез. Бенкендорф снова поднял глаза на Зайцева:

— Легенда меняется. В Австрию поедешь под видом разорившегося помещика. Жить будешь подаянием, ночевать на улицах. Явишься в Вене вот по этому адресу. — Бенкендорф показал Зайцеву адрес и сжег бумажку на свече. — Пароль: «Уже зима, а снегу нету». Отзыв: «И лето было без дождя».

* * *

Под уличным тентом своего заведения Арон Циперович пил пиво и утирал пот фартуком. В этот знойный полдень жизнь в Вене замерла, и в кабачке никого не было.

— Адам Ципровеки?

Арон повернулся и увидел перед собой оборванного нечесаного босого человека — вид тайного агента Тихона Зайцева полностью соответствовал легенде.

— Я-а-а!.. — ответил по-немецки Арон. — Их бин Ципровски.

— «Уже зима, а снегу нету»… — по-русски прошептал Зайцев.

— Есть холодное пиво. Устроит?

— Это не ответ.

— А что я должен вам ответить?

— Если вы Адам Ципровеки, так должны знать. «И лето…»

— Что лето?

— «…было»… — подсказывал Зайцев Арону.

— Было и есть! — начал раздражаться Арон.

— «…без дождя»! — рявкнул разъяренный Зайцев. И тут Арон раскрыл объятия и счастливо захохотал:

— Боже мой! Так вы же русский шпион!.. Здрас-сьте!

* * *

Далеко за полночь спящие улицы Вены оглашались дуэтом Арона и Тихона на мотив известной песни «Шумел камыш»:

Уже зима, а снегу нету, и лето было без дождя…

Одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра!..

— А я себе думаю, что за идиот на такой жаре говорит: «Уже зима, а снегу нету»! Таки вспомнил! Эту пароль мне давали зимой! Двадцать лет тому назад, но зимой! Представляешь?! Мне двадцать лет высылали жалованье, так могу я за эти деньги ответить, что «лето было без дождя»? — кричал пьяный Циперович.

— Арон… Я тебя уважаю, — сказал Зайцев, еле ворочая языком. — Но сведения по Антону Францычу должны быть кристальными. Поял? Это такой человек!..

— Он мне будет рассказывать!

— И еще… — Тихон вдруг стал расстегивать штаны.

— Эй! Эй!.. — испугался Арон. — Только не здесь. Идем, я покажу.

— И еще! — с тупым упрямством повторил Тихон и вытащил из штанов плотный сверток. — Я тут захватил с собой на полтора миллиона акций… Их надо того… Нам очень нужна валюта для закупки паровозов в Англии…

— Муха не пролетит! А что я с этого буду иметь?

— Я пришлю тебе личное приглашение на открытие нашей дороги…

* * *

Ранним утром, когда весь Петербург еще спал, в двери особняка «Железной дороги» раздался громкий стук. Заблеяла Фрося.

Со второго этажа на лестницу выскочили заспанный Пиранделло в одних портках, Герстнер в ночной рубашке, Родик в халате. С «девичьей половины» вылетела наспех одетая Маша.

Пиранделло открыл дверь, и в особняк ворвался загорелый, по-заграничному ярко одетый Тихон Зайцев.

— Тихон!., — закричала Маша и повисла у него на шее.

Со слезами на глазах Тихон облобызал каждого, даже Фросю, проговорил дрожащим голосом:

— Я в «Кулон», а там говорят — выехали… Так соскучал…

— Мы из экономии здесь теперь живем, — пояснил Пиранделло.

— Счас… Счас… — забормотал Тихон и открыл небольшой саквояж. — Я тут гостинцы… — Протянул напульсники Пиранделло: — Это тебе, Федор… Чтобы жилы не растягивал, когда будешь гирей упражняться. Это вам, Антон Францыч… — протянул Герстнеру красивую курительную трубку. — А табак у меня на таможне изъяли. Говорят — не положено. А это вам, Родион Иваныч. — Зайцев достал из саквояжа дешевые карманные часы. — С боем! А это тебе, Манечка. — Тихон подал Маше шляпу с искусственными цветами. — Ну, вроде все… Ох, пустая голова!.. Фросю-то забыл!.. — Достал из саквояжа аккуратный ошейник с поводком, отдал его Пиранделло. — Примерь-ка ей. Вроде бы в самый раз должно быть…

— Ну, Тихон!.. — потрясение проговорил Родик, и все бросились радостно и благодарно тискать Зайцева.

— Стойте! Стойте!.. — закричал Зайцев. — Самое главное!.. Отвернись, Манечка!

Маша отвернулась. Тихон стал лихорадочно расстегивать штаны.

— Ты что, Тишка, офонарел? — спросил Пиранделло.

— Да погоди ты!.. — Тихон вытащил из штанов увесистый пакет. — Тута австрийской валюты на полтора миллиона русских рублей! Я там наши акции того… Двинул. При помощи одного товарища.

— Так вы были в Австрии?! — воскликнул Герстнер.

— Нигде я не был!!! — в ужасе завопил Тихон. — Не имею полного права ничего говорить!.. Государственная тайна!.. Все! Меня извозчик ждет! Манечка! Картошки навари! Жрать хочу, как семеро волков!.. — И Тихон выскочил за дверь.

* * *

Потом он стоял перед столом Бенкендорфа, прижимал к груди легкомысленную шляпчонку и ел глазами начальство.

— Я доволен тобой, братец.

— Да я… Ваше сиясь… Верой и правдой на благо Отчизны…

Верю, голубчик. Ну что ж, матерьял на Герстнера самый благоприятный — у нас к нему претензий нет. Вот и наш венский агент подтверждает. Неплохо, неплохо поработали. Благодарю вас обоих за службу.

Бенкендорф выдвинул ящик стола и стал выкладывать оттуда банкноты. По мере того как росла кипа денег, лицо Тихона вытягивалось от сладостного ужаса перед щедростью награды.