Обложившись словарями, Таня пыталась переводить для Тимура книгу доктора Вольфа.
Со стороны холла о стойку бюро облокотился Костя Беглов — удрученный и совсем не похожий на вечно уверенного в себе, красивого и блистательного старшего пассажирского помощника капитана — Константина Анатольевича Беглова.
— Танюша, — тихо говорил Беглов, — но было ведь такое, чего забыть нельзя! Вспомни, Татка...
— Значит, не было, — мягко отвечала ему Таня. — Если забылось, значит, не было, Костя.
— Но не может же это так все у нас кончиться!.. — искренне взволнованно проговорил Беглов и тут же оглянулся по сторонам.
— Может, Костя, — улыбнулась Таня. — Может, миленький. Оказывается, все может быть в нашей жизни. И я так этому рада! — Таня рассмеялась легко и счастливо. И сказала Беглову: — Ты сегодня прекрасно выглядишь, Костя. Как, впрочем, и всегда. Ты прости меня, пожалуйста... У меня очень трудный текст. Уйма медицинских терминов! Кстати, ты не знаешь, как перевести вот эту фразу? — И Таня протянула Беглову раскрытую книгу доктора Зигфрида Вольфа.
Лоран стоял на мостике рядом с капитаном и напряженно вглядывался в ориентиры Стенли Уоррена и Чарли — вот-вот высокая скала должна была совместиться с оконечностью мыса...
Пора было давать команду... «Господи!.. Что будет с Николь?..»
Анри Лоран проглотил внезапно подступивший к горлу комок и с трудом выговорил:
— Лево — пять!..
Старпом Конюхов вопросительно посмотрел на капитана и промолчал.
Пауза затянулась, и Лоран увидел, что через несколько секунд они проскочат эти проклятые ориентиры, и хрипло повторил команду, чуть громче, чем следовало:
— Лево — пять!
Николай Иванович быстро окинул взглядом скалистые берега залива, странные гребешки вспененной воды на фарватере и спросил:
— Лоцман, вы абсолютно уверены в правильности своих действий?
— Да!.. — Лоран был на грани истерики.
Неумолимо приближались ориентиры... Если они вот сейчас не сработают, судно не изменит курс и войдет в нормальные глубины — в Париже погибнет Николь!..
— Лево — пять! — по-английски скомандовал капитан.
— Есть, лево — пять! — удивленно повторил старпом.
Вахтенный помощник продублировал команду рулевому. И тот, повторив «Лево — пять!..», выполнил доворот судна влево на пять градусов.
Лоран судорожно вздохнул...
Но Николай Иванович Потапов от чего-то насторожился. То ли лоцман показался ему излишне вздрюченным, то ли вопрошающий взгляд старпома его всколыхнул, но он на всякий случай безотчетно приказал на чистом русском языке:
— Старший помощник! Вахтенный штурман! Рулевой! Всем смотреть внимательно!..
Он еще сам не понимал — что «смотреть внимательно», куда «смотреть»... Просто этот приказ был некой неуверенной формой объявления возможной ТРЕВОГИ.
Лоран вспомнил «генеральную репетицию» прохода этого участка на буксире «Торнадо», сопоставил ход судна с оставленными ориентирами и убедился в том, что теперь двадцать тысяч тонн металла и тысяча человеческих жизней с каждым пройденным метром по этому удивительной красоты заливу становятся все беззащитнее и беззащитнее...
У закрытого кормового бассейна в удобных пластмассовых креслах сидели два очень больших растерянных человека. Могучий двухметровый папа Пол Сердюк в легкомысленных штанишках-плавках и уступавшая ему всего два сантиметра в росте, но обогнавшая мужа по весовой категории мама Маргарет Сердюк в черном, пуритански закрытом купальнике.
— Но он же старше меня на три года... — растерянно говорил папа Сердюк маме Сердюк. — И потом, все время пьет и пьет!..
— У тебя есть другой шанс для нашей дочери? — тихо и скорбно спросила мама Сердюк...
В медсанчасти, в терапевтическом отделении, состоящем из отсека в шесть квадратных метров, с новейшим аппаратом для ультразвукового исследования, большим стационарным кардиографом, компьютером и различными шкафчиками со всем необходимым, Эдуард Юрьевич выслушивал фонендоскопом полуголого пожилого толстяка. Он тихонько, по-английски задавал толстяку какие-то вопросы, а тот так же негромко отвечал и с надеждой на продолжение жизни старался заглянуть в глаза Эдуарду Юрьевичу...
— А теперь повернитесь, пожалуйста, ко мне спиной, сэр, — попросил толстяка Эдуард Юрьевич.
За занавеской, закрывающей проход в общее помещение медицинской части, которое не намного превышало квадратуру владений Эдуарда Юрьевича, Ирина Евгеньевна сортировала хирургические инструменты, а Луиза пересчитывала белье, халаты, перевязочный материал...
— И кроссовки Митьке нужно купить, — видимо, продолжая давно начавшийся разговор, сказала Ирина Евгеньевна, адресуясь к мужу, находящемуся за белой занавеской.
Не прекращая выслушивать толстяка, Эдуард Юрьевич подал голос из своего кабинетика:
— В Петербурге на любом вещевом рынке купим... — И уже по-английски попросил толстяка: — Не дышите, сэр!
— На наших вещевых рынках сплошной азиатский фальшак. А Митька хочет фирменные! — возразила белой занавеске Ирина Евгеньевна.
— Дышите... — сказал Эдуард Юрьевич толстяку и перешел на русский язык: — Из прошлого рейса привезли ему настоящий «Найк», и где теперь этот «Найк»?! Что они, горят у него на ногах, что ли? — И по-английски: — Сэр, вдохните максимально глубоко и задержите дыхание...
Толстяк покорно вдохнул, раздулся и перестал дышать. Передвигая фонендоскоп по необъятной спине пациента, Эдуард Юрьевич склочно сказал:
— Лично я вообще против всяких кроссовок!..
— Ой, Эдуард Юрьевич! Я помню, в Сингапуре брала для племянника «Адидас» — через месяц развалились! — Тему подхватила невидимая Эдуарду Юрьевичу Луиза. — Пацаны в них и в пир, и в мир, и в добрые люди!.. Что вы от них хотите?
— Все! Хватит зажиматься! — решительно заявила Ирина Евгеньевна. — На кой хрен тогда вообще плавать в загранку?!
— А о завтрашнем дне ты не хочешь подумать? — из-за занавески спросил Эдуард Юрьевич, продолжая выслушивать толстяка.
— Не-а! — лихо мотнула головой Ирина Евгеньевна. — Осточертело!
Луиза восхищенно посмотрела на Ирину Евгеньевну. В терапевтическом кабинете на багровом лице полуголого толстяка появилась мученическая улыбка.
— Я ничего не знаю, — раздраженно сказал Эдуард Юрьевич. — Покупай все, что хочешь. Мне изволь оставить часть денег для сувениров и презентиков. Не мне тебе объяснять, что это потом окупается во сто крат!
Но тут уже слегка посиневший толстяк англичанин спросил сдавленным голосом:
— Сэр, я могу наконец выдохнуть?..
На мостике Анри Лоран с тревогой следил за приближением второго и третьего ориентиров Стенли Уоррена — красненький домик и ретранслятор на холме...