Одна улица, другая, третья...
Прижимаются к краям проезжей части автомобили, замирают на перекрестках поздние пешеходы...
Проскакивает «скорая помощь» на красный свет светофора и мчится дальше, виртуозно лавируя в вечернем потоке автомобилей и автобусов, обгоняя их то справа, то слева, ни на секунду не прекращая своего жутковатого лающего воя...
ВНУТРИ МАШИНЫ «СКОРОЙ ПОМОЩИ»
На носилках, скорчившись, лежал на боку Леша Самошников.
Голова его свешивалась с носилок — Лешку рвало в пластмассовый тазик. Рвало чем-то красно-коричневым, мучительно и безудержно...
Один из бригады врачей считал Лсшкин пульс и следил за давлением, второй держал на весу прозрачный мешочек капельницы. Игла уходила в вену обнаженной руки Лешки...
А за головой у него, НИКЕМ НЕ ВИДИМЫЙ, сидел маленький Ангел в кроссовках и джинсах.
Он держал свои мальчишеские ладошки над Лешиной головой, что-то шептал про себя и делал руками волнообразные движения над Лешкой.
Третий из врачебной бригады говорил по рации с больницей, куда они везли Лешку. Говорил в микрофон по-немецки, тревожно поглядывая на пациента:
— Очень большая потеря крови. Возможен перитонит...
Тот, который считал Лешкин пульс и следил за давлением, тревожно проговорил:
— Давление падает! Пульс почти не прослушивается...
— Довезем? — спрашивает фельдшер с капельницей.
— Не уверен... Он, кажется, уходит! Мы теряем его!.. Быстрее!!!
НИКЕМ НЕ ВИДИМЫЙ маленький Ангел услышал это, положил ладони на лоб Алексея Самошникова...
...и уже через три секунды раздался торжествующий голос врача:
— Есть пульс! Давление стабилизируется!..
Двенадцатилетний Ангел победно оглядел врачебную бригаду и даже погладил Лешку по мокрому изможденному лицу.
— Мама!.. Мамочка... — в забытьи прошептал Лешка.
ПРИЕМНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ЗАПАДНОГЕРМАНСКОЙ КЛИНИКИ
В приемном отделении стояли трое — дежурный врач, Гриша Гаврилиди и хозяин кафе «Околица Френкеля» — сам Френкель.
За столом работала с документами пожилая медсестра.
Френкеля Гриша привез в качестве переводчика, и сейчас Френкель трудился не за страх, а за совесть. Он почти синхронно переводил то, что достаточно раздраженно говорил врач:
— У него огромная кровоточащая язва задней стенки желудка — пять сантиметров на семь! Такие язвы, наверное, могут быть только у русских...
— Скажи ему, что Лешка — наполовину еврей... — попросил Гриша.
— Ай, не морочь мне голову! Это там мы — греки, евреи, я знаю кто?.. А здесь, как ни странно, мы все — русские, — сказал Френкель Грише.
— Вы что-то еще хотите узнать? — спросил врач. — У меня очень мало свободного времени...
Стеклянно-матовая дверь неожиданно приоткрылась, и в отделение неслышно проскользнул маленький Ангел с рюкзачком.
Кроме нас, на него никто не обратит внимания. Ни врач, ни медсестра, ни Френкель, ни Гриша не увидят его...
А врач даже еще скажет медицинской сестре, сидящей за столом:
— Эту дверь когда-нибудь наконец отрегулируют? То она открывается, то закрывается, когда хочет...
— Я сейчас запишу вызов техника на завтра, — сказала сестра.
— Я слушаю вас, — врач снова повернулся к Грише и Френкелю.
— Он нас слушает, — перевел Френкель.
— Это я и сам понял! — огрызнулся Гриша. — Спроси его — где он сейчас и что с ним будет? Только честно!
Маленький Ангел подошел к ним совсем близко, чтобы не упустить ни единого слова...
— Успокойся, — сказал Френкель Грише. — Здесь всё говорят с безжалостной прямотой. Здесь никто никого не жалеет. Здесь лечат. Если удается.
И Френкель спросил у врача, а врач ему ответил:
— Сейчас его готовят к срочной операции. Вполне вероятно, что во время операции может открыться такое кровотечение, которое нам не удастся остановить. А это — конец. И обвинять в его смерти вы сможете только его самого. Он для этого сделал все. Помимо этого... — Врач взял со стола медсестры заполненный бланк клиники и показал его Френкелю и Грише. — Все, что вы сейчас услышали, знает и ваш больной. Мы от больных ничего не скрываем. Вот его подпись, что он согласен на операцию при любых последствиях.
Гриша закашлялся, зашмыгал носом. Френкель горестно развел руками.
А НЕВИДИМЫЙ им всем маленький Ангел сначала заметался в растерянности, а потом на его двенадцатилетней ангельской рожице появилась взрослая циничная ухмылка, и, стоя перед врачом, маленький Ангел показал ему ну уж совершенно непристойный жест: он согнул в локте правую руку, а другой рукой, ребром ладони, ударил по сгибу правой руки!!!
И быстро выскочил из приемного отделения, оставив дверь открытой.
Врач сам снова закрыл дверь и спросил у медсестры:
— Вы не забудете завтра вызвать техника — починить дверь?
— Я все записала, доктор! — обиделась медсестра.
Доктор недвусмысленно посмотрел на часы.
— Спроси у него: а если операция пройдет удачно, что тогда?
— Я, как тебе известно, не доктор, но это и я тебе могу сказать, — ответил Френкель. — Испугается — пить не будет, не испугается...
— Тебя переводить позвали, а не высказывать свои предположения! — зашипел на Френкеля Гриша Гаврилиди.
— Пожалуйста, я могу спросить у доктора. Что мне, трудно?
И Френкель спросил. И доктор ответил:
— Не будет пить — выживет. Будет продолжать употреблять алкоголь в прежнем количестве — рак желудка, метастазы и небогатые похороны за счет системы западногерманского социального обеспечения. Все! У меня больше нет для вас времени. До свидания, господа!
Френкель и Гриша откланялись и пошли было к двери, но в это время раздался телефонный звонок.
Медсестра подняла трубку. Послушала и протянула трубку доктору:
— Вас, доктор.
— Халло, Вайс! — сказал доктор.
Смахивая навернувшиеся на глаза слезы, первым вышел в коридор Гриша Гаврилиди. За ним — культуртрегер Френкель.
А доктор тем временем ошарашенно переспрашивал в трубку:
— Как прекратилось кровотечение?! Я же сам проводил эндоскопию его желудка, а перед эндоскопией доктор Херманн дал заключение ультразвукового исследования... О чем вы говорите?! А экспресс-анализы мочи, крови, рвотных масс?! Как ошибка? Какая ошибка?!
Голос врача приемного покоя отчетливо слышался в коридоре.
— Стой! — сказал Френкель Грише. — Если это про Лешку, так они, кажется, что-то напутали...