Маджонг - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Никитин cтр.№ 39

Для начала он решил разобраться с аварией. Теперь Кара Гэргэн вовсе не был уверен, что история про Ваську Гомоляку, который стал лосем, прозвучала той ночью на самом деле. Откуда вообще она взялась? Он попытался разложить всю поездку на самые мелкие эпизоды, начиная с того момента, когда из всех таксистов, собравшихся возле семипалатинского рынка, они выбрали именно рыжего Колю. Был вечер, ветер дул сухой и пыльный, и далекая грозовая туча поднималась над горизонтом.

«Черный ворон» был исполнен десять, если не двенадцать раз, и теперь Кара Гэргэн тихо мычал детский шансон, давнюю песенку, начала и конца которой он не помнил, а возможно, никогда и не знал. Ладонь сама выбивала на бубне какой-то быстрый ритм, а он, закрыв глаза, едва заметно раскачивался на стуле.

Ему нужно было вернуться в тот вечер. Он вспоминал его в деталях, отыскивая путь в близкое прошлое, но не мог найти, и только вязкая темно-коричневая пустота окружала Кара Гэргэна. Эта пустота не была бесконечной, в ней не было льда непостижимых и недоступных пространств. Казалось, достаточно развести руки, чтобы коснуться невидимых стен, но он не мог сделать и этого. Теперь он бил в бубен яростно и исступленно, словно от силы и скорости его ладоней зависело, найдет ли он когда-нибудь хоть какой-то выход из узкой, тесной и темной ловушки, в которую он сам загнал себя этим бубном. Он оглядывался по сторонам, понимая, что выход должен быть. Конечно, выход есть, его только надо найти.

То, что искал, Кара Гэргэн увидел, случайно глянув вверх. Там, над самой его головой, медленно парил огромный, иссиня-черный ворон. Космический, обжигающий холод, исходивший от птицы, Кара Гэргэн почувствовал немедленно, едва скользнул по нему взглядом. Дважды Кара Гэргэн пытался задержать взгляд на птице, и оба раза ворон ускользал, окатывая его леденящей волной. «Я должен стать таким, как он, — понял Кара Гэргэн. — Сколько у них там, минус двести семьдесят три? Значит, минус двести пятьдесят хотя бы. Кто знает, зачем же во мне столько воды?..»

Наконец он смог удержать птицу взглядом и тут же забыл о времени ожидания и поисков. Ворон сорвался с места, и Кара Гэргэн вновь оказался под проливным дождем на дороге из Семипалатинска в Барнаул.

«О, Гарри, Гарри, Гарри, ты не наш, ты не наш, — раз за разом повторял он, — о, Гарри, Гарри, ты не с океана.»

На обочинах стояло несколько машин, суетились люди, случайно оказавшиеся этой ночью на дороге. Женю Львова укладывали на заднее сиденье микроавтобуса, а возле разбитой «Волги» рыжий таксист Коля объяснял Регаме, рвавшемуся ехать с Женей, что это не нужно и даже вредно, что если возможно еще сделать хоть что-нибудь, то все будет сделано, а у Регаме и без того разбито колено и ушиблены ребра, поэтому ему сейчас надо немедленно пересесть в одну из машин, идущих на север, и отправляться в Барнаул.

Одновременно с этой, обычной, картинкой Кара Гэргэн видел другую, словно наложившуюся поверх первой. Каждый участник сцены на дороге был еще и источником возбуждения окружающего пространства. Это было похоже на рябь, на круги на воде. Подавляя других, подавляя и Регаме, жестко и настойчиво таксист Коля навязывал всем свою волю. Пространство вокруг него буквально штормило, захлестывая мощной и крутой волной, заливая слабые протесты Регаме.

«Погиб наш атаман, заплакал океан, и новым атаманом будет Гарри.»

Послушно набросив плащ, сильно хромая, Регаме перебрался в одну из машин, и минуту спустя его уже увозили в сторону границы с Россией. Следом за этой ушла еще одна машина. Микроавтобус с Женей свернул на грунтовую дорогу, уводившую в лес. За ним в разбитой и залитой дождем «Волге» уехал рыжий Коля.

И только теперь, когда на дороге не осталось никого, Кара Гэргэн увидел, что все это время и случайные участники ночной сцены, и ключевые игроки не были самостоятельны. Чья-то мощная воля, искажая огромные пространства, подчиняла себе всех, кто только что был здесь.

— Качалов, будь добр, дай-ка и мне правила, — попросила Сонечка.

— Что, тоже Большая игра? И ты туда же?.. Не обманывай себя, Сонечка.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво ответила Сонечка, — дай, пожалуйста.

— Эх, Сонечка. Взываю к твоему разуму и здравому смыслу.

Из всех четверых только у Сонечки в этой компании сохранилось настоящее имя. Правда, если Старика Качалова или Зеленого Фирштейна спросить, отчего ее зовут Сонечкой, то они уверенно ответят: за сходство с актрисой Софи Марсо. Действительно, лет пятнадцать назад Сонечка была на нее очень похожа. Да и сейчас многим так кажется.

А Толстый Барселона, отвечая на тот же вопрос, вспомнит вдобавок, как, выгоняя второго и последнего мужа, Сонечка в ярости кричала ему вслед: «Ты ошибся! Хоть я и Сонечка, но фамилия моя не Мармеладова!» И что-то еще обидное и язвительное кричала она в глухую черноту коммунального коридора, когда в ней в последний раз исчезла спина ее уже бывшего мужа.

На самом деле Толстый Барселона с самого детства отлично знал, как ее зовут, потому что в тринадцать лет он тайно, страстно и безответно влюбился в Сонечку. Сонечка тогда ни о чем не догадывалась, а Барселону рядом с собой вообще не замечала. У нее была другая жизнь.

О давней своей влюбленности он как-то рассказал за маджонгом и потом повторял этот рассказ еще несколько раз, когда очередная игра подходила к концу. Сложившуюся закономерность заметил наблюдательный, но бесцеремонный Зеленый Фирштейн и предположил, что приступы сентиментальности у Толстого Барселоны вызывает третья кружка пива. Первые две проходят без последствий, а с третьей все начинается. Он же предложил Барселоне вспомнить молодость и приударить за Сонечкой, но Барселона, вместо того чтобы отшутиться, вдруг смутился и к теме больше не возвращался.

Перелистав правила, Сонечка отложила их и продолжила играть с бесстрастностью человека, участвующего в знакомом до последней детали и оттого уже крепко надоевшем ритуале. Так длилось всего несколько минут, а потом, глянув на очередную кость, только что взятую из Стены, Сонечка довольно улыбнулась:

— Ну вот, Качалов, а ты пугал меня, к разуму взывал. Какой у женщины может быть разум? Только инстинкты и чувства. В нашем случае это шестое чувство, интуиция. Маджонг, одним словом. Бриллиантовая рука.

— Варвары вы, что ты, что твой Фирштейн цвета знамени пророка. Как с вами играть после этого? — грустно вздохнул Старик Качалов. — Покажи-ка. Последовательность дотов от единицы до девятки; панг на Белых драконах; два Южных ветра. Что тут скажешь. Бриллиантовая рука. Тысяча четыреста очков. Поздравляю.

— Спасибо, Качалов, за искренние поздравления. Зеленый, — Сонечка повернулась к Зеленому Фирштейну, — это только у меня после Большой игры аппетит разыгрался?

— Я сыт, — пожал плечами Зеленый Фирштейн.

— А я нет.

Если игрок объявляет «чоу» и собирается взять камень с кона для завершения последовательности, он обязан уступить этот камень объявившему «панг» или «конг» даже в том случае, если этот игрок слегка замешкался.