– Вам лучше?
Заботливый голос принадлежал до неприличия молодой девушке с конопатым лицом.
«Неужели теперь в санитары, как в Гитлерюгенд, с четырнадцати лет берут?» – подумал Саня.
– О, нимфа, вы спасли меня! Чувствую себя на две недели моложе.
– Вообще-то мы вам еще ничего не делали, – девушка окаменела лицом, – поэтому очень торопимся в клинику.
– Вижу, – бодро согласился Саня, кивнув на замершие за окном машины.
Девушка окаменела всем телом.
«Сейчас скажет, что она не виновата, а мэр Москвы – сволочь…»
Саня опередил возможные оправдания:
– О чем разговаривают вражеские голоса?
– Это «Наше радио», – пояснила конопатая. (Саня хмыкнул: «Как будто „наше“ не может быть вражеским…») – Сейчас на всех частотах только новости. Толян! – звонко крикнула она водителю: – Включи погромче!
Саня с трудом улавливал смысл торопливого кудахтанья, прорывающегося из динамиков:
– За последние восемь часов количество обращений достигло нескольких тысяч. Сейчас практически невозможно дозвониться ни в МВД, ни в МЧС, ни в «скорую помощь». По телефону, по электронной почте, в прямом эфире граждане требуют разъяснений происходящего. Информации о реакции официальных властей к нам не поступало…
Мужик из радио проникновенно перечислял знаменитые фамилии, разговаривал по телефону с рыдающими родственниками. Кораблев нетерпеливо спросил:
– Короче, ангелы мои, вы можете популярно объяснить, что за вселенский пессимизм?
Водитель повернулся:
– Атас конкретный! – Глаза его весело блестели. – В России тысячи людей исчезают бесследно. Даже мокрого места не остается. И – никаких свидетелей! Все происходит моментально. Мгновение назад свидетели видят какого-нибудь Пипеткина направляющимся в туалет, в ванную, сидящим за рулем, хлебающим пиво. Через минуту сердобольные родственники, зеваки или сослуживцы кидаются – а его и след простыл! Часа три назад «доблестные органы» обещали найти заблудившихся и во всем разобраться. Теперь таких обещаний никто не дает – количества обращений хватит на годы вперед. А темпы исчезновения только растут. Кучу пустых машин находят прямо на дорогах. В Москве уже несколько сотен аварий произошло. Кто-то сел в лифт – и не доехал. Кто-то плавал в бассейне – и растворился.
Экстренно собрали всех наших мракоборцев. Готовятся объявить чрезвычайное положение, потому как и в других странах люди исчезают пачками. На «Эхе Москвы» сначала заверещали – типа подстава, власти делают все, чтобы дестабилизировать политический процесс в стране, короновать Путина, но потом и они попритихли. Выяснилось – за бугром такая же чехарда. В Мехико счет на десятки тысяч…
– Может, тогда попытаемся самостоятельно откачать моего кореша? В больницах, наверное, уже не до нас… Там сейчас полно великих и невеликих мира сего, помутившихся разумом, ослабевших сердцем… – Саня подмигнул рыженькой медсестре. – Электрошок имеется?
– Имеется. Но я никогда…
– Включайте.
– Давайте вывернем к тридцать первой? – вмешался в разговор Толян. – Там ему какой-нибудь растворчик вколют, и он воскреснет. Только, сдается мне, по нынешним временам поспокойней будет в коме недельки три полежать…
– Гоните в Медведково, демагоги! – не открывая глаз, заорал Кратер. – Через три недельки вместо Москвы, Нью-Йорка и Токио будет безлюдная техногенная помойка!
Аквариум: «Тень»
– Что бы ты сейчас сделала, если бы узнала – все открытые вами законы неверны, а часто и невозможны? Что бы ты сказала, если бы я поведал – все твои представления о материальном мире ложны? Твоя память об увиденном, услышанном, привычные ощущения всех твоих органов чувств не соответствуют истинной природе вещей…
Фея сразу узнала голос за спиной. Она не стала поворачиваться. Сквозь зубы процедила:
– Ты откуда взялся здесь, маленький сопливый недоносок? Пришел репетировать заученные рифмы?
Ломающийся детский фальцет не отреагировал на оскорбление:
– Я кое-что могу в этом неустойчивом мире. Я не хочу, чтобы ты уходила.
– Как видишь, вариантов не так много. – Фея присела на корточки, достала патрон, зарядила ракетницу. – Требуется угомонить несогласных.
Просыпались заснувшие было краски окружающего мира. Перед глазами возник собор Ивана Великого, рассредоточившиеся на площади люди в форме и без.
«Дождь, бляха-муха, дождь! Устала я от этой жары…»
Фея повернулась к Витьку. Он продрался сквозь гордую ель к присевшей на краю площади девушке. Одежда неухоженная, мятая. Застиранная черная футболка с надписью «ОткРыТый», вельветовые джинсы дудочкой, пузырящиеся коленки, убитые и давно уже не белые кроссовки. Нечесаные волосы, красные невыспавшиеся глаза, равнодушная усталость на курносом детском лице.
– Как ты прорвался через оцепление? Зачем? Сегодня здесь в пузо не целуют.
«Тишина. Первый раз слышу такую звенящую тишину в аккомпанементе дождя…»
Тревожно и непривычно торопливо пробили куранты.
– Я пришел, потому что ты удивительно похожа на основные явления этого мира. Волны, движение планет, дождь…
– Корневой каталог, системный файл. Ага!
Она покрутила головой, выбрала ближайшую мишень. Истерически вздрогнув в руке, грохнула ракетница. Солдаты, залегшие по периметру площади, не ответили, видимо ожидая команды на общий залп.
«Я всегда восхищалась Оводом, командующим собственным расстрелом…»
– …эти явления происходят постоянно. Сложно определить перспективу их угасания. Они не переполняются собственным содержанием, они неисчерпаемы, они вечное следствие изменений Вселенной.
В тишине защелкали затворы автоматов, суровый голос из мегафона чеканил приказы прекратить сопротивление. Орали: «Отпустите ребенка!.. Оружие на землю!..» Фея пожала плечами – «калаш» давно валялся на брусчатке.
– Люди проще – всегда можно увидеть, где поставить точку. Ты – другая. Похожа на вечно недописанный текст. Вроде все сказано, но чистая бумага по-прежнему требует новых слов.
– Смотри, сколько желающих отбить на моем теле все возможные знаки морзянки.
– Поверь, пока тебе это не страшно.
– Все-таки зачем ты здесь? Чтобы сказать мне об этом?
– Да. Сказать – ты должна остаться. Я сделал так, чтобы ты перестала…
Фея не дослушала:
– Извини. Позволь мне самой решать простенькие вопросы о своем окончательном упокоении.
Небо потемнело. Гигантская тень накрыла Ивановскую площадь.
Олег Медведев: «Исказилась наша планета»
Здешний Костя Шаман был так же непохож на прежнего потустороннего, как птеродактиль на глиста. Складки на бульдожьей морде морщинились приятными глазу узорами, на губах дрожала довольная ухмылка. Казалось – унылая гримаса никогда не посещала это лицо.