Дьявол победил - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Бондарук cтр.№ 14

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Дьявол победил | Автор книги - Виктор Бондарук

Cтраница 14
читать онлайн книги бесплатно

Как оказалось, то, что мы узнали вчера, было еще цветочками. За ночь и прошедшую половину дня деревню сильно тряхнуло разрядом натурального сумасшествия: Крёха, которому надоело выслушивать брюзжание старой матери, оговаривавшей его за невыносимый идиотизм его поведения, избил ее до полусмерти и собрался еще живую закопать в огороде. Удалось ли это ему, и какая участь его постигла потом – это не уточнялось. Серега Буза, живший немного в отдалении, хотя тоже относившийся с некоего молчаливого согласия к Новым Домам, совершил не менее колоритный поступок. Мы с Д., да и другие жители Анновки (не говоря уж о Мещерово) знали этого лысеющего дылду по его вдохновенным рассказам о своих трудовых буднях в прелюбодейном тылу, недоступном контролю благоверной. Вряд ли кто-то принимал его кичливые исповеди за чистую монету, но, тем не менее, с пьяного рыла он очень любил поделиться ими со всеми желающими, оставляя слушателю решать, где там заканчивается действительность и начинается выдаваемая за нее игра воображения. Подчас он распалялся до того, что был больше похож на вояку, вернувшегося не из одной горячей точки; упоминая о Гальке или Маньке, у которых он успел побывать, этот ветеран сластолюбия добавлял столько остросюжетности в фабулу своего повествования, что с ним не сравнился бы никакой герой, рисковавший жизнью в Афганистане, Закавказье, Абхазии и Таджикистане, ибо его откровения звучали бы куда как скромнее. Серый же болезнью неудачников не страдал и презирал всякую сдержанность, казалось, еще немного – и он в доказательство продемонстрирует с гордостью свои боевые награды – кондиломы, микозы или внеплановых отпрысков, взращиваемых доверчивыми клушами. Так вот, не далее, как вчера, Серега решил-таки распахнуть душу перед ненаглядной любовницей, как никогда красочно расписав ей свои похождения, а пока она, онемев от возмущения, подыскивала ему кару, вышел из дома и скрылся в гараже, где она и обнаружила его удавившимся на проводе. Но другие жертвы массового психоза действовали еще изощреннее. Скажем, еще один наш знакомец по имени Ленька Арчиков покусился на собственного трехлетнего сына, когда тот вздумал к нему ластиться; завопив благим матом, что он ненавидит детей, батя разбил ему голову газовым ключом. Остался ли ребенок жив – пока еще не разглашалось. И еще совсем недавно, максимум час назад, стало известно еще одно приключение, главным действующим лицом которого был один почтенный господин в летах – дядя Вова Харламчев. Его семья поддерживала дружеские отношения с семьей соседей, они даже собирались за общим столом по праздникам. У соседей было две дочери, младшей из которых недавно исполнилось двенадцать. К этой девочке дядя Володя питал особое расположение, любил почти как родную, что, в общем, было взаимно. Вполне закономерно, что у нее не возникло ни малейших подозрений о подвохе, когда в тот день сосед позвал ее тайком от родителей к себе домой, где и зверски изнасиловал. После этого он поспешил спрятаться в подпол, откуда его не сразу удалось выкурить, так как он усиленно отстреливался банками с вареньем и прочей консервацией. Все эти новости мы выслушали, не веря своим ушам, подобно тому, как свидетели происшествий отказывались верить глазам. Порой казалось, что шоковый эффект вызван скорее несуразностью и алогичностью бесчеловечных поступков, нежели их гадостью. Мы покинули магазин совершенно растерявшимися, не зная, что и думать и еще меньше – что теперь делать. А ну как все это на нас перекинется? Ни один из нас не высказал эту мысль вслух, но мы оба понимали, что боимся именно этого. «Надо все-таки заглянуть на Новые Дома», – задумчиво, обращаясь скорее к самому себе, изрек Д. Мы взяли курс на злосчастный район, припарковавшись для конспирации возле колодца с валиком, откуда брали воду все жители Новых Домов, хотя сооружение это уже отживало свое, так как в скором времени в деревне должны были провести водопровод. «С понтом – воды набираем», – пояснил Д., доставая пустую пластиковую бутылку. Пока мы поднимали ведро и наполняли бутылку, товарищ мой внимательно разглядывал попадающие в поле зрения дворы, но кроме ютившихся в одном из них ментовского «Соболя» и кареты «Скорой помощи» аналогичной модификации, не заметил ничего, напоминающего о жутчайших событиях. Все выглядело мирно и спокойно. Тогда мы решили не ждать у моря погоды и поворачивать оглобли в Анновку. «Бутылку возьмем, пригодится», – бросил мне Д., открывая дверцу. Проделав половину пути до Анновки, мы еще раз остановились, заехав слегка на обочину и включив «аварийку». Вышли на воздух и принялись грызть семечки, переваривая информацию и обмениваясь изредка ничего не значащими фразами. Д. посоветовал мне никому пока не говорить о том, что мы узнали, я заверил его в своем молчании, тем более, что назавтра уже планировал срыгивать в Москву, а сам уже знал, куда направлюсь сейчас же, без малейшего промедления. Вдруг Д. закашлялся, поперхнувшись семечкой или ее шелухой. Он тут же достал свежедобытую в Мещерово воду и сделал пару глотков. «Видишь, как в воду смотрел!» – заметил он мне, радуясь своему каламбуру. Я криво улыбнулся, но что-то глубоко в душе у меня тихонько заныло. Потом мы двинули в родную деревню, где и разошлись по домам. Вернее сказать, я отправился домой только для проформы, довольно скоро, не желая привлекать лишнего внимания выходом на дорогу, по которой шатался какой-то народ, быстрым шагом пошел дворами по направлению к тому дому, где жил Юрец. Не думаю, чтобы меня кто-то заметил, ведь почти все дома, отделяющие меня от него, в это время пустовали. Примчавшись к его убогой, осевшей и почерневшей хате, я перво-наперво огляделся вокруг, быстро прочесал сад, заглянул в притаившуюся там хибару, забежал за дом, осмотрел заросший чернобыльником палисадник. Потом спросил себя, для чего я трачу на эту ерунду время, ведь первым делом надо было позвать его или заглянуть сразу в дом. Тогда я вернулся, постучал в одно окно, другое, третье… В ответ – тишина. Я зашел на крыльцо, приоткрыл дверь в сени и позвал: «Юр! Юрка!..» Никто не откликнулся. Мне это решительно не нравилось; он должен быть дома, где же ему еще быть при его затворническом образе жизни. Я решительно шагнул в сени и остановился перед закрытой обитой войлоком дверью, ведущей в избу. Доски пола жалобно скрипели под ногами, а некоторые были провалены. Я замер и попытался прислушаться, но из-за закрытой двери не доносилось ни звука. Что если его и вправду дома нет? Но в любом случае, избу надо проверить, а чтобы придать деликатности своему вторжению на тот случай, если Юрец все-таки внутри, я решил подстраховаться и произнес, стоя в упор к двери: «Короче, Юрка, что бы ты ни делал – я захожу. Нам поговорить надо», – при этом заметив, что с каждым словом говорю все тише и неувереннее. Распахнув дверь и слегка пригнувшись на пороге, я зашел в избу, где сразу же оказался во власти висящей в воздухе затхлости и исходившего со всех углов запаха прогорклой кислятины. Все помещение тонуло в полумраке, на обоих окнах красовались засиженные мухами бело-голубые занавески. Я хотел зажечь свет, но нигде не обнаружил выключателя. У стены, между двух окон, стоял старый деревянный стол, ножки которого сообщались между собой богатой паутиной, прилегающую стену (ту, в которой была дверь) подпирал полусгнивший сундук или закром с выпуклой крышкой. Что же касается самого Юрки, то я не сразу заметил его, настолько он слился с серой и безжизненной обстановкой комнаты. Он лежал навзничь при все своем уличном параде на железном, заваленном каким-то тряпьем топчане, который был придвинут к стене напротив окон, положив правую руку на пристроившуюся рядом ветхую тумбочку с полуоткрытой дверцей. Больше никаких предметов в его избе не было за исключением лампочки под потолком. Я как-то даже не обратил внимания – дышит он или нет, мне хотелось только одного – чтобы он сию же минуту втолковал мне, что значили все события прошедших двух дней, причастность его к коим была само собой разумеющейся. Все еще стоя на пороге, я обратился к нему вполголоса: «Эй!.. Тобой что – в футбол играли?…» Никакого ответа. «Чо молчишь, как дундук?!» – не выдержал я и сделал несколько шагов по направлению к нему, но он даже не пошевелился. От такого индифферентного поведения с его стороны я ощутил первый легкий морозец страха, почему и быстро подбежал к койке и склонился над его лицом. Только теперь я понял, что он был совсем плох; хоть я и не медик, но все равно можно было с уверенностью констатировать, что осталось ему немного, час от силы. Кажется, он еще дышал, но так слабо, что тело оставалось неподвижным, как будто воздух не доходил до легких. Наверное, он пытался втягивать воздух ртом, из щели которого иногда доносилось еле доступное слуху сипение. Левый глаз его, прежде так энергично дергавшийся, окончательно закрылся; правый был еще наполовину открыт, но почти остекленел. Но больше всего поражало состояние кожи: она высохла и обезвожила настолько, что местами даже треснула, однако внутри трещин не было ни следа крови, даже запекшейся. Я подумал, что если дотронуться до его лица, то кожа самым обыкновенным образом раскрошится, как это происходит с сухими листьями, и под ней не будет ничего, кроме кости, с которой она отслоилась. Мне стало нехорошо, и я, чтобы спасти положение и свою психику, сделал попытку заговорить снова: «Слушай… Ты…» – и тут же вздрогнул от легкого шороха с левой стороны от себя: два пальца его руки (она выглядела ничуть не здоровее: кожа да кости неопределенного цвета), лежащей на тумбочке, приподнялись, секунду вздрогнули и упали. Тут только я рассмотрел, что под этими граблями лежал пожелтевший тетрадный листок в клетку, на котором простым карандашом был нацарапан какой-то текст. Признаюсь, что если бы не это его движение – я бы никогда в жизни не заметил бумажки. Уж не завещание ли он хочет передать мне? Будь ему, что завещать, пожалуй, так оно и было бы. Я высвободил лист из-под его пальцев и хотел спросить, больше для подавления волнения, что это за манускрипт, но махнул рукой, вспомнив, что мой визави безнадежно оглухонемел. Поднеся исписанную с обеих сторон бумагу к самому лицу, я начал читать про себя послание, написанное пляшущими буквами:

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению