Лондонские поля - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Эмис cтр.№ 30

После недавней бури, после недавнего приступа гнева или безумия, небо сейчас безупречно и как бы приподнято, оно сплошь пронизано сладостным светом, в котором тускло сияет дорожное покрытие. Простыни и подушки в широченной постели неба.

А от Мисси Хартер по-прежнему ни слова.

Гаю Клинчу снилось, что он бочком-бочком подбирается все ближе к обнаженному телу женщины с размытым, отсутствующим лицом. На какое-то из сновидческих мгновений она обратилась в тринадцатилетнюю девочку, улыбающуюся и напевающую песенку, затем снова стала женщиной без лица. Даже без детского. Это не было сексуальным сновидением. Это было любовным сновидением, сновидением о любви. Он подбирался к медленно изливающемуся да…

Наяву же, в реальной жизни, Гай Клинч балансировал на совсем иной грани. В нескольких дюймах от его прикосновения лежала, укутавшись в ночной халат, Хоуп — немигающая, бессонная и далеко не безликая: подобное предположение тотчас опровергли бы и ее пышущие здоровьем щеки, и удлиненные карие глаза. В нескольких дюймах от его щеки к бесчисленным подушкам припал, готовясь к нападению, Мармадюк: руки его были сцеплены и задраны над головой. Когда Гай, шевельнувшись, оказался в тепловом поле тела своей жены, сомкнутые кулачки Мармадюка впечатались в его ничем не защищенное лицо.

— Ой! — вскрикнул Гай. Его плоть, казалось, истекала ручьями. Он поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть приближение следующего удара Мармадюка (картинка была смазанной из-за быстроты). — Ой!!!

Безо всякой игривости он сел и с большим трудом стащил Мармадюка на пол.

— Унеси его, — сказала Хоуп таким голосом, словно пребывала в трансе.

— Очень плохо он себя вел?

— И поторопись с завтраком.

— Пойдем, дьяволенок.

Гай поднял Мармадюка на руки, и тот не упустил возможности по самые десны вонзить свои зубы в его шею. Гай задохнулся от боли и стал пытаться силой разжать челюсти Мармадюка.

— Ему надо сменить подгузник. Кажется, тот, что на нем был, он опять почти целиком сжевал.

— Пустой? Или — с «начинкой»?

— Пустой. Ты подержи его за нос. Тогда минуты через две он тебя отпустит.

Гай зажал пальцами липкие ноздри. Челюсти Мармадюка сжались еще сильнее. Медленно проползали секунды. В конце концов он все-таки выпустил то, что удерживал в зубах, слегка отвел рот в сторону, разразился ревом и дважды чихнул папочке в лицо. Вытянув руки и удерживая орущего ребенка перед собою, как мяч для регби или мешок с плутонием, Гай поспешил в смежную со спальней ванную. Теперь у Мармадюка оставалась только одна возможность — ударить его пяткою в пах, — и он, конечно, ее не упустил. Гай положил Мармадюка лицом вниз на ковер в дальнем углу ванной. Он успел закрыть дверь ванной, запереть ее на задвижку и усесться на сидение унитаза, прежде чем Мармадюку удалось подняться на ноги и снова наброситься на него. Гай предпочитал сидячее положение по двум причинам: во-первых, это помогало как-то унять предельной степени эрекцию, с которой он всегда просыпался по утрам; а во-вторых, Мармадюк, разыгрывая младенческий интерес к ручке сливного бачка, однажды с невероятной быстротой и силой обрушил сидение, нанеся Гаю молниеносный удар, так что его крайняя плоть оставалась обагренной целых полтора месяца. Пока Гай с помощью туалетной бумаги останавливал кровь, сочившуюся у него из шеи, Мармадюк, не прекращая верещать, кругами ходил по ванной, ища, что бы такого хорошенького ему здесь раскурочить.

— Молоки, — сказал Мармадюк. — По сто. Молоки. По сто. Молоки! По сто! Молоки! По сто! Молоки! По сто!

— Сейчас будет! — пропел Гай.

Молочные тосты, думал он. Американское блюдо, подают с медом или с кленовым сиропом. Хоуп от него в восторге, да и Лиззибу тоже. Так, кое-чего не отыскать: сита.

Мармадюк ненадолго приумолк, свирепо следя за мельканьем отцовских рук, — казалось, их у того две пары.

— По сто, — сказал он еще более угрожающим тоном. — По сто, папа. Папа. По сто, папа. Папа, по сто.

— Да, да.

Он стоял у стола, умело намазывая тост маслом, меж тем как Мармадюк не прекращал когтить его голые ноги. Затем подоспела минута, когда Мармадюк бросился за ножом. После яростной борьбы под столом Гай разоружил его и поднялся на ноги, держась за нос, укушенный Мармадюком. Опять нож. Он обожал все ножи. Явное призвание, но для какого занятия? Друзья и родственники во время своих редких и краткосрочных визитов всегда говорили, что Мармадюк, когда вырастет, пойдет в армию. Однако даже престарелого отца Гая, дослужившегося до бригадного генерала на Второй мировой, подобная перспектива нисколько не ободряла.

И вот Гай, улыбаясь, присел и протянул кусок тоста к истекающему слюной рту Мармадюка.

— Бог ты мой, — пробормотал он при этом.

Гай часто говорил, что им необходим совет специалиста относительно питания Мармадюка. В конце концов, они располагали советами специалистов насчет всего остального, что он делал. И ребенка, конечно, показывали нескольким известным диетологам, которые устанавливали для него режимы, разработанные с целью приуменьшить его энергию. Самый последний из подобных режимов, как заявил им доктор в своем кабинете с тиковыми панелями, мог бы и олимпийского чемпиона по спринтерскому бегу в течение нескольких дней низвести до беспомощного расслабления. Но он не оказал воздействия на Мармадюка, у которого, между прочим, была природная склонность к чипсам, гамбургерам, глютамату натрия и прочему съедобному хламу… Гаю и раньше приходилось видеть прожорливых детей — но ничего, подобного этому. С отчаянием умирающего голодной смертью Мармадюк запихивал себе в рот непомерно большие куски и заглатывал их не жуя, сверкая слюной и то и дело растягивая шейные мышцы. Наполовину расправившись с пятым подрумяненным ломтем хлеба из непросеянной муки, обильно намазанным маслом и медом, Мармадюк вытолкнул все остальное изо рта и каблуками втоптал в кафель пола: знак временного насыщения. Гай вставил ему в рот бутылку и на вытянутых руках отнес его наверх. Там он запер Мармадюка в спальне, а сам вернулся за подносом.

Хоуп лежала, откинувшись на груду подушек. Обстановка сейчас куда более походила на ту, какой ей следовало быть: чайный поднос, телефон, пакет с почтой. Персонал, по выходным немногочисленный, уже прибыл; все были заняты ублажением Мармадюка в детской наверху; доносились лишь слабые отголоски его воплей, а время от времени — звуки, сопровождающие приступы рвоты. Гай лежал на диване, читая газеты. Взгляд Хоуп сурово скользил по приглашениям с золотым обрезом — она перебирала их одно за другим.

— Я вчера видела Мелиссу Барнаби, — сказала Хоуп. — Она снова выходит.

— В самом деле? — сказал Гай, и перед ним мгновенно предстал образ леди Барнаби: доброй, печальной леди Барнаби, с ее слегка затуманенными глазами.

— Выглядит совсем неплохо. Сказала мне, что чувствует себя помолодевшей на десять лет. Ей повстречался какой-то расчудесный молодой человек. Привел в порядок весь ее дом. А теперь она на недельку уезжает в Югославию.