Нюра сидит за кухонным столом и смотрит. Снизу вверх.
— Верь. Тогда остальным будет проще поверить.
— Они и так все верят. И тётя Зоя тоже. Она больше не приходит… Ты извини… Я не могу тебя ничем накормить… Я не умею готовить…
Два шага к окну: двор. Солнце. Жара.
— Не переживай. Кое-что ты делать умеешь. Одежду мою постирала. Видишь, какая ты умница…
На её лице робкая улыбка:
— Ну это просто.
— Не так уж и просто. А готовить я и сам могу.
Два шага от окна: полки с посудой. Кастрюли. Сковорода. Тарелки. Дверца шкафа: картофель, мука, соль.
— Ты пробовала когда-нибудь суп-пюре из мидий?
— Нет.
— Лазанью с морскими гребешками и креветками?
— Нет… а что это?
— Я угощу тебя. Сегодня.
— Я не знаю, где всё это взять…
— Я знаю. Здесь есть где-нибудь супермаркет?
Пожимание плечами.
— Большой магазин?
Пожимание плечами:
— Извини, не знаю…
— Зачем ты так часто извиняешься. Не нужно. Мне тебя не в чем винить.
Робкая улыбка:
— Я не знаю, где большой магазин…
— Ничего. Я сам найду. Узнаю по телефону в справочной.
— У меня нет телефона.
— На улице есть. Пойду прямо сейчас. Прогуляюсь.
Рубашка и штаны пахнут дешёвым стиральным порошком. Но… они чистые. Нюра чуть краснеет:
— У тебя верхняя пуговица оторвалась… Но я не умею пришивать…
— Ничего. Всё равно жарко.
Носки. Пыльные кроссовки. Пояс-сумка. Недавно всё это принадлежало ремонтнику железнодорожных путей. Теперь не принадлежит.
Нюра провожает до дверей. Протягивает руку:
— Вот… Возьми… Это моя пенсия…
— Мне не нужны деньги.
Нерешительно опускает зажатые в кулаке купюры.
— Я же угощаю… Ты шоколад любишь?
Кивает.
— Я принесу самый лучший.
Поворот ключа в замке.
— Я скоро буду.
— Ты на самом деле с Севера?
Нюра моет посуду. Тарелки одна за одной выстраиваются на сушилке, роняя немногочисленные капли.
— Лазанья понравилась?
— Очень вкусно… Спасибо… Не хочешь говорить, да?
Кап-кап-кап-кап
— Скажем так: я издалека.
Последняя тарелка занимает своё место в строю. Чиркает спичка. Через время начинает шёпотом ворчать чайник.
— Можно ещё вопрос?
— Можно. Даже не один.
В двух чашках пакетики с чаем ждут кипятка. Нюра присаживается на краешек стула по ту сторону стола. Какое-то время молчит. Потом:
— У тебя шрамы на груди и на спине. Откуда?
Чайник выражает своё недовольство чуть громче.
— Меня хотели убить. Далеко отсюда, в большом городе. Убили, но не до конца. А моих друзей смогли.
Чайник начинает свистеть. Нюра встаёт, разливает кипяток по чашкам. Бросает в каждую по два кубика рафинада. Стоя спиной, спрашивает:
— За что?
— Думаю за то, что мы умели делать.
Нюра ставит чашки на стол. Снова занимает своё место напротив.
— А что вы умели делать?
Краткое молчание.
— Возьми свою чашку, Анна.
Взяла.
— Размешай сахар.
Размешала.
— Сколько кубиков ты положила?
— Два.
— Попробуй свой чай.
Отхлебнула.
— Ну?
Ещё раз отхлебнула:
— Он не сладкий…
Краткое молчание.
— А теперь помешай ложкой по часовой стрелке.
Ложка, стукаясь о стенки, совершила пять полных оборотов.
— Пробуй свой чай.
Попробовала.
— А сейчас?
— Сладкий. Очень.
— Теперь против часовой.
Ложка совершает обратное путешествие: пять, четыре, три, два, один.
— Пробуй.
Осторожно отхлебнула.
Смотрит, не мигая, с противоположного края.
— За это тебя хотели убить?
— Что с твоим чаем?
— Он солёный…
Отодвинула чашку от себя. Так ни разу и не мигнула.
— Это мелочь. Как бы фокус. Как бы. Не бойся. Пей свой чай. Он нормальный.
— Я лучше шоколад поем…
Шуршит обёртка. Хрустит на зубах шоколад. Потом:
— Все твои друзья так умели?
— Они много чего умели. Я же говорю — это мелочь. Фокус. Как бы фокус… У каждого был свой талант. Один из них, когда ему было двенадцать лет, сбил на спор «Челленджер»… Такой летательный аппарат… Это было давно… Его звали Аэро.
— А твой талант в чём?
Молчание. Тарелки уже почти перестали ронять капли.
— В том, чтобы не смеяться попусту. Иначе может кое-что произойти.
— Ты даже улыбаешься редко.
— Стараюсь.
Молчание. Невидимое золото.
— А зачем ты приехал сюда?
— Искал.
— Кого?
— Оставшихся.
— А они здесь? В этом городе?
— Я на это надеялся. Но их здесь нет.
Их нет нигде.
Ни в одном из городов.
Ни по одному из телефонных номеров, сохранившихся в потрёпанном блокноте памяти.
Все названия и цифры вычеркнуты. Замазаны чернилами.
— Что ты будешь делать теперь?
Та, которая называла себя Скво, однажды сказала: если у тебя вдруг вырастет третье ухо на голове — есть несколько путей.
Первый — сразу ампутировать это ухо, пока никто его не увидел. И никогда не узнать, зачем оно выросло и почему.
Второй — оставить всё как есть и до конца жизни торчать в цирке, ужасая или веселя публику.
Третий — создать свой цирк. Где все продолжают жить, не замечая, что огромной толпой бродят по кругу. По арене в лучах прожекторов. А во тьме, на зрительских местах, — ты.
Не торопись отрезать третье ухо. Вдруг оно не лишнее? Вдруг услышишь им то, что никто никогда не слышал?