«Трах-ни-Её!!! Трах-ни-Её!!! Трах-ни-Её!!!» — кричит Гек Финн, прыгая в блестящей, как у чиллиндерс, юбочке и размахивая мохнатыми пампушками.
— Ты тоже красивая… сестрёнка…
Красивая. Не слепая. И ладошки мягкие.
Она снова прикасается к моему подбородку. (Её!!! Её!!! Её!!! — скандирует многотысячный Гек).
— Красивый… — повторяет она, — почти такой же как Киркоров…
Гек, поперхнувшись на полуслове, валится с ног и, набрав воздуха, начинает истерически ржать, задыхаясь и молотя пятками и локтями по земле.
Ольга красивая.
Ольга не слепая.
Ольга у нас тупая.
— Повезло мне… — говорю я после некоторого молчания.
Я много раз встречал женщин с безобразно завышенным внутренним градусом: из-за своей внешности, редкого имени или двух красных дипломов (правда, не совсем понимаю, в чём особое достоинство, знать, где именно в слове «творог» ставится ударение). Я бы мог оправдать этот безобразно завышенный градус, если бы эти женщины читали книги интересных писателей, смотрели непростые фильмы хороших режиссёров и слушали хорошую музыку непростых музыкантов… Но, с сожалением, констатирую: увы. Большинство женщин, кичивщихся внешностью и образованием, — потребители мыла. Смотрят дешёвые сериалы и мелодрамы. Читают те же сериалы на бумаге. Слушают сериалы, переложенные на дешёвые ноты. Большинство.
А красивые, но глупые? Тут вообще беда… Стоит им просто набрать вес, и всё, мля! Приехали! Кто, нах, теперь будет терпеть эти глупомысленные высказывания? Или такое же глупое загадочное (иногда, правда, таинственное) молчание. Круглой попы и торчащих сисек нет? До-о-оОО Звиданья!!!
Ольга Мишина красивая.
Но она тупая.
Мне даже жутковато стало: неужели этот рот годится только для того, чтобы есть? А это тело, чтобы его трахать? Трахать, пока попа круглая и сиськи торчат?
«Тра!!! Хать!!! Тра!!! Хать!!!» — заорал опомнившийся Гек Финн.
Или это мне просто не понравилось её сравнение? Может, я просто мнительный?
«Да-да!.. — важно закивал Гек. Просто ты мнительный, да… Это тот самый завышенный градус самооценки, о котором Ты Сам говорил…»
Гек поправил профессорские очки на носу и взял указку:
«Твой, так называемый, безобразно завышенный градус, мой друг, это… — он стал загибать пальцы. — Интеллект — раз, воспитание — два… — Гек остановился и ткнул указкой в меня. — Не трахай мне мозги. Трахни её».
Отстань.
«Трахни и уезжай».
— Повезло мне… — говорю я после некоторого молчания. — Родственников своих нашёл, сестрёнка у меня, вон какая красивая…
— А я красивая? — её рука сместилась на мою шею.
А то сама, сучка, не знаешь. Вслух:
— Красивая.
— Правда?
— Правда… У вас машина есть?
Она коснулась моего уха:
— Машина? Нет… Зачем?
— А мотоцикл?
— Мотоцикл у Генки теперь…
Указательный и большой чуть сдавили мою мочку:
— Ой, у тебя серьга была, да?
— Да…
— Ещё трактор есть… за домом в сарае… хочешь покажу?
«Покажи!!! — завопил Гек. — Скажи ей „покажи“!!! Открой рот, болван, и скажи: „По-Ка-Жи Трак-Тор“!!!»
— Нет, — я мотнул головой, освобождая своё ухо из едва ощутимой тёплой хватки, — трактор мне не подойдёт…
Она плавно опустила руку и спрятала её за спину. Потом отправила туда и вторую:
— Не подойдёт для чего?
«Идиот!» — простонал Гек, схватившись за сердце, и полез в карман за валидолом.
— Я на станцию хочу съездить.
Она непонимающе затрепетала ресницами:
— Зачем на станцию?
— Билеты купить… Уезжаю я…
Слегка отстранилась:
— Так скоро?
Я пожал плечами:
— Пора мне уже. На работу. И-и-и… вообще…
Чуть не откусил язык: ещё полсекунды и брякнул бы «к родителям». Кретин бородатый.
Ольга пошарила взглядом по моему лицу, остановилась на глазах:
— Жаль…
«Щаз зарыдаю! — сказал Гек Финн и помахал удочкой. — Ладно, осёл. Я на Миссисипи, если чё… Рыбки наловлю…»
И ушёл.
— Жаль, — повторила Ольга и вдруг, словно снялась с pause, взмахнула руками, сделала шаг назад, громко сказала:
— Ну если надо… Что ж поделаешь…
И пошла обратно к плите. Взяла поварёшку. Вернулась к прерванному помешиванию варева.
— А Тольча сейчас в кузне? — бросил я в гибкую спину.
Она чуть повернула голову:
— Да где ему быть.
Я пошёл к себе. Натянул чистые носки, кроссовки и футболку с лого Tequila Sauza. Посмотрел в зеркало на почти вернувшегося ко мне Артёма. Артём недоумевающе пожал плечами после попытки рассмотреть во мне Киркорова.
Я почесал свой, а заодно и Артёмовский нос и вышел в коридор. Топая мимо Генкиной комнаты, увидел портрет Александра Сергеича и свернул к нему в гости. Подмигнул поэту. Подошёл к полкам с книгами. Вытащил слегка потрёпанный букварь. Открыл.
Так… «Дорогой друг, ты берёшь эту бла-бла-бла»… Я переворачиваю страницу:
«А» — это у нас «арбуз».
Хм… правильно.
«Б-э» — это «барабан».
Хм… тут тоже тонко подметили черти.
Переворачиваю страницу:
«В-э»… «В-э» — это у нас…
Я смотрю на «Г-э».
«Г»?
«Г-э», это «Гусь»… Я и сам вижу, — говорит Гек, помахивая ведром с миссисипскими карпами. — Что там с «В-э»?
«Г»? — капля жидкого азота, испаряющаяся в доли секунды.
Я быстро листаю страницы назад. Где?
Где тут весь алфавит? Вот он.
Где тут…
Я смотрю на алфавит.
На первую его строчку.
На ту, которую запоминают сразу.
А, б, в, г, д, е, ж, з, и, к, л, м, н
— О-пэ-рэ-сэ-тэ… — говорю я и выбегаю из дома.
Я пробегаю полполя по дороге к кузнице (задыхаясь и матерясь на себя за возобновлённое недавно курение), когда…
— Саша!.. Саш!.. Подожди!.. — слышу голос у себя за спиной.
Останавливаюсь: Дашка.
Стою, уперев ладони в колени, и стараюсь отдышаться, пока она приближается. Тоже задыхается — бежала:
— Ты… куда?..