Версия Барни - читать онлайн книгу. Автор: Мордекай Рихлер cтр.№ 134

— Что, может быть опухоль мозга?

— Не стоит сейчас делать скоропалительные заключения. Вы живете один, мистер Панофски?

— Да. А что?

— Просто спрашиваю.

На следующий день я обманом проник в библиотеку Макгиллского университета и глянул в энциклопедию:

Когда Альцгеймер в 1907 году описывал болезнь, которая теперь названа его именем, он расценивал ее как атипичную форму тотальной деменции… с прогрессирующим распадом памяти и корковыми очаговыми расстройствами… Повторяемость болезни внутри одного рода в различных случаях может свидетельствовать как о доминантной, так и о рецессивной форме наследственности… Болезнь Альцгеймера морфологически неотличима от старческого слабоумия;…Сьорген и др. (1952) указывают на то, что в роду, где имелись случаи болезни Альцгеймера, частота старческого слабоумия выше статистически ожидаемой…

О господи! Кейт. Савл. Майкл. За что мне это, Мириам?

Патология

В основе заболевания лежит диффузная атрофия головного мозга, преимущественно его коры, характеризующаяся большей очаговостью, чем при других видах старческого слабоумия. При коронарном микротомировании видна однородная атрофия извилин, расширение борозд, уменьшение массы белого вещества и вентрикулярные вздутия.

А что, может быть, может быть…

Клинические проявления

Первое проявление — легкая потеря памяти. Домохозяйка забывает, куда положила шитье, у нее подгорают котлеты, в магазине она забывает сделать одну-две покупки. Работник умственного труда забывает о назначенных встречах или застывает в смущении посередине лекции, силясь подобрать нужное слово. Болезнь прогрессирует медленно и ощутимее может не проявляться год или больше…

— Морти, это я. Извини, что домой звоню. У тебя есть минутка?

— Конечно. Телевизор только прикручу…

— Это Альцгеймер, да?

— Мы пока не уверены.

— Морти, мы знаем друг друга тыщу лет. Не пудри мне мозги.

— Ну ладно. Есть такая вероятность. Дело в том, что твоя мать умерла от…

— Да хрен с ней, с матерью. У нее и смолоду шариков не хватало. Что с детьми-то будет?

— Да может так, а может этак. Честно.

— Но все же лучше бы им не иметь в роду подобной дряни. Черт! Черт! Черт! Савл как прочтет в газете про какую-нибудь болезнь, тут же ее у себя и находит.

— Ну, мы ведь назначили на завтрашнее утро и компьютерное сканирование, и магнитный резонанс. Я заеду в восемь, захвачу тебя.

— Мне надо улаживать дела, Морти. Сколько мне осталось?

— Если это Альцгеймер, а тут у нас еще большой вопрос — провалы памяти могут и пропадать, и появляться. Я бы сказал, год у тебя еще есть, пока…

— Пока не начну пускать слюни?

— Давай не будем заранее ничего утверждать, скоро узнаем точно. Слушай, я сегодня вечером свободен. Хочешь, зайду к тебе?

— Нет. Но все равно спасибо.

Я упоминал уже о «Марголисе», но существует и другой, еще более страшноватенький Букин рассказик, который я прочитал в тюрьме. Написанный в Париже в начале пятидесятых, он вышел в свет в «Нью америкэн ревью» через несколько месяцев после Букиного исчезновения и назывался «Зелигман». Как все свои рассказы, Бука много раз его переписывал, чистил, правил, пока не получился концентрат объемом меньше десятка машинописных страничек. Там излагается история компании процветающих нью-йоркских адвокатов (один из них и есть этот Гарольд Зелигман). Приятели, дабы развеять скуку размеренной жизни, устраивают друг другу розыгрыши, которые становятся все злее. В этой игре есть одно правило. Чтобы выходка была одобрена, она должна точно поражать какой-либо изъян характера жертвы — в случае с Зелигманом, например, то, что он под каблуком у жены, а та сама не своя насчет гульнуть. Однажды утром еще один их приятель, Борис Френкель, адвокат по уголовным делам, шутки ради заманивает Зелигмана на полицейское опознание, где ставит рядом с теми, кого предъявляют потерпевшей в деле об ограблении и попытке изнасилования. К удивлению всей компании, наблюдающей сквозь стекло, которое изнутри замаскировано под зеркало, потерпевшая, все еще не вполне пришедшая в себя, опознает в Зелигмане нападавшего на нее преступника. Приятели-адвокаты пугаются, не слишком ли далеко на сей раз зашла шутка, но Зелигман спокоен. У него железное алиби: в тот вечер, когда было совершено преступление, он вместе с женой ужинал дома с Борисом. Однако Борис, глянув в свой настольный календарь, отрицает, что ходил к ним в гости, да и жена Зелигмана утверждает, что у них дома в тот вечер никакого званого ужина не было. После чего Борис и жена Зелигмана, у которых роман в разгаре, сбегают в мотель, где срывают друг с друга одежды и предаются давно вожделенным ласкам.

Перечитав сегодня утром этот рассказ и вспомнив любовь Буки Ужасного ко всякого рода жестоким проделкам, я долго думал, но… — нет, не нашел я в себе былой веры в то, что он и впрямь мог после нашей ссоры настолько разозлиться, чтобы из мести так меня подставить. И все же… все же… Вновь обратившись к дневнику Макайвера, в его записях за 22 сентября 1951 года читаю:

…Как-то раз я на ходу обмолвился:

— Бука, — говорю, — я смотрю, ты себе нового друга завел?

— Каждый Робинзон имеет право на собственного Пятницу, не правда ли?

Нет. Бука не говорил этого, — решил я, отправляясь на одну из бесцельных утренних прогулок. Это злобная выдумка, типичная для фербрехера Терри. Мы с Букой так тепло друг к другу относились! Я не был его лакеем. Мы были соратники, братья, сражались вместе против всего мира, что называется, спина к спине у мачты. Не может быть, чтобы я в этом ошибался. Чтобы Бука, даже в том одурманенном наркотиками виде, в котором он приехал ко мне на озеро, этот истинный талант, пусть загубленный, пусть растраченный невосполнимо, сбежал бы, исчез навсегда, только чтобы отомстить мне, — нет, это невозможно! Да ведь и в саморазрушении его виноваты скорее мы: молодые и глупые, мы льстили ему, курили ему фимиам как единственному из всей компании, кому суждено стать великим. Помогали ему сломаться и те издатели, что обхаживали его в Нью-Йорке, соблазняли чрезмерно щедрыми авансами, требуя от него роман, тогда как он-то знал, что написать крупную вещь никогда уже не сможет. Вот и решение загадки. Бука бежал от непосильной ноши возлагавшихся на него надежд, ушел в подполье, стал другим человеком, как тот Марголис. «Мир, мир, смятенный дух!» [363] Я простил тебя.

Я бродил, наверное, час, может, дольше и так ушел в себя, что не заметил, как забрел в неведомые места. Долго не мог понять, где я, пока не сориентировался по автовокзалу. Подошел. И — господи ты боже мой, кого я там увидел! Владычицу моих исчезнувших поллюций, миссис Огилви, чей кустик на лобке когда-то сверкал для меня жемчужными капельками. Прикинул — да, совпадает, ей лет восемьдесят. Узловатыми пальцами вцепилась в поручень своего ходунка, к которому дерзко прицеплен британский флаг. Сгорбленная. Высохшая. Глаза навыкате. Стоит среди других таких же, скандируя: