– Готово, Вениамин Аркадьевич. Я подстыковал питание.
– Хорошо, – сказал Верейский.
– Вот наше детище, – гордо повёл рукой Белов.
– Желудочно-кишечный тракт, – хмыкнул Черняк, оглядывая конструкцию.
– Это всего лишь концепт для испытаний, – оскорбился начальник лаборатории. – Мы должны сначала убедиться в правильности идей, упаковать устройство в удобный носитель несложно.
– Извини, Василий Петрович, – сказал Черняк, – не хотел обидеть, просто ожидал увидеть какую-нибудь пушку.
– Форма излучателя не обязательно должна иметь форму пушки, – пробурчал Белов, остывая.
– Мой первый нейтрализатор был сделан вообще из термоса с парой катушек, – смущённо признался Геннадий Терентьевич.
– Объясните, что к чему, – попросил Зернов.
– Вот это генератор накачки, сердце неймса, – начал показывать Верейский, – это силовая система, управление, три резонансных контура, защитное кольцо, формирователь импульса.
Формирователь был похож на выхлопную трубу мотоцикла.
– Это и есть дуло?
– Дуло как таковое излучателю не требуется, но в принципе его некий геометрический аналог имеется.
– Понятно. Сами не включали?
– Упаси бог! – перекрестился Грушко.
– А если он как-нибудь повернётся и хлестанёт по нам?
Руководители испытаний переглянулись, посмотрели на конструктора.
Геннадий Терентьевич показал крепкие белые зубы.
– Боковые лепестки луча гасятся в зародыше благодаря контуру отражателя, – старик дотронулся до блестящего кольца у основания «выхлопной трубы», – а ориентацию создаёт не дуло, а процесс формирования импульса.
– Вы гарантируете?
– На сто процентов, – с достоинством выпрямился Геннадий Терентьевич.
– Приступим.
– Лучше всё-таки отойти, – пробормотал Грушко.
Черняк засмеялся.
– Если луч развернётся, от нас и в сотне метров останутся только рожки и ножки. Какова дальность выстрела?
– Выстрелом разряд назвать нельзя… – начал Верейский.
– На какое расстояние бьёт ваш нейтрализатор?
– По расчётам мощности этого генератора хватит на три километра.
– Включайте.
Геннадий Терентьевич и молодой техник влезли на тележку, повозились у самодельного пульта, поглядывая на экранчики следящих устройств, старик вдавил красную кнопку… и ничего не произошло! Лишь на мгновение от «выхлопной трубы» протянулся к стенке тоннеля маслянистый столб взвихрённого воздуха. Дыру в стене диаметром около полуметра, крестообразную в сечении, заметили не сразу, пока не растаял материал стены – суглинок.
Из груди Черняка вырвался выдох.
Что-то быстро заговорил Белов и умолк.
Зернов обошёл тележку, приблизился к стене, оглядел дыру, оглянулся.
– Длину распада можно измерить?
– Да, конечно, мы специально взяли лазерный измеритель, – засуетился Белов, приходя в себя.
– Размер дырки везде одинаков по длине пробоя?
– Нет, к середине импульса объём должен увеличиваться параболоидально, это примерно раз в десять больше, чем в начале.
Зернов вернулся к тележке, Черняк и остальные свидетели испытаний, оглядев дыру, присоединились к нему.
Пока измеряли длину пробоя, перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами. Белов был возбуждён и нервно курил в сторонке. Геннадий Терентьевич с помощником колдовали у конструкции, им помогал Верейский. Наконец измерения закончились.
– Длина пробоя – три километра двести метров, – доложил эксперт, вытирая потные руки платком. – В полном соответствии с расчётами.
Зернов кивнул, помолчал, посматривая на установку, глянул на лица обступивших его людей.
– Мы сможем использовать неймс в наших целях? Для гашения ионосферных линз и нейтрализации погодных аномалий?
– Теоретически можем, – сказал Верейский.
– Практически?
– Можем, – оскалился Белов; его буквально трясло от возбуждения. – В принципе возможно создание Н-бомб и Н-гранат с ограниченным радиусом действия. Если бросить такую гранату, она создаст сферический фронт деструкции молекул и в радиусе трёх, пяти, десяти метров «выроет яму», заполненную атомарной взвесью, лишённой электрических потенциалов.
– Потом начнётся рекомбинация, – заметил Верейский.
– Да, начнётся, атомы соберутся в молекулы, но если мы говорим о воздухе, это будет уже иной объём, понимаете! С другим давлением, с другим полевым наполнением.
– Давайте ещё стрельнём, – предложил оживший Грушко.
– Экспериментируйте, – сказал Зернов, – потом доложите о результатах. Как скоро можно будет изготовить опытный образец? Такой, чтобы его можно было переносить и показывать высокому начальству?
Белов и Грушко посмотрели друг на друга.
– Две недели, – неуверенно сказал директор завода.
– Неделя, – твёрдо сказал Зернов, протянул руку изобретателю. – Спасибо огромное, Геннадий Терентьевич! Ваш неймс тянет гораздо больше чем на Нобелевскую премию, хотя и это от вас не уйдёт. Он тянет на глобальное обеспечение безопасности страны!
– Да что там, – смутился и растрогался старик. – Служу России.
Уже в машине Черняк, усаживаясь на заднее сиденье, проговорил задумчиво:
– А ведь мы создаём колоссальной убойной силы оружие, Денис Самойлович. Ни у кого и близко ничего такого нет, вообще не существует аналогов.
– Я об этом давно думаю, – сказал командующий, взглядом давая команду водителю ехать. – Придётся докладывать министру, мы не можем хранить открытие в секрете.
– Не можем. Но у нас заберут Пахомова.
– Заберут, не заберут – не имеет значения, всё равно мы воспользуемся этим дезинтегратором первыми. А пока обеспечь Пахомову суперохрану. А лабораторию переведи на режим закрытого «почтового ящика».
– Слушаюсь, товарищ генерал.
Подмосковье, база ВГОР. 13 июня, ближе к вечеру
Мяч взлетел над сеткой невысоко, но Афанасий успел его смахнуть в темпе взлёта, и игра закончилась победой его команды, в которую вошли все члены спецгруппы, в том числе сержант Петя Бугаев, игравший в волейбол, по его признанию, всего второй раз в жизни.
– Ура! – закричали игроки, с треском хлопая друг друга по подставленным ладоням.
– Ещё партеечку? – с иезуитским дружелюбием предложил Афанасий капитану команды соперников, укомплектованной исключительно операторами центра.
Играли в волейбол уже больше часа, вспотели, но сил оставалось много, да и погода благоприятствовала, сменив гнев на милость – жару в тридцать градусов на приятные двадцать.