Ничего личного - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бондарь cтр.№ 19

— В России очень дешево стоят бриллианты, Сардж, — сделал моментальный вывод Захар, играя роль недалекого прощелыги. — Если простой водитель за один день может приобрести жене кольцо с камнем. Давай‑ка делать здесь алмазный бизнес?

— Не–не–не, — услышав его, отказался от своих слов водитель. — Вы неверно меня поняли. Я целую неделю копил!

Понятно было, что хочется ему выглядеть достойно в наших глазах, а может быть, боялся проверки, но врал он достаточно неуклюже. Всем доволен, все нравится — со слышимым зубовным скрежетом почему‑то. Три–четыре года назад люди были куда более искренни. Или мне так казалось?

Спустя час мы стояли перед дверью в квартиру Изотова.

Звонок отозвался знакомой трелью, но дверь в этот раз открыл сам Валентин Аркадьевич.

— Сережа? Захар? Что случилось?

— Добрый день, — мы поздоровались синхронно, словно давно репетировали приветствие.

— Ничего не случилось, приехали погостить, посмотреть, — успокоил пенсионера Захар.

— Проходите, хлопцы, — Изотов настороженно посторонился. — Чай будете пить?

— С великим удовольствием, — опять вместе ответили мы.

— Ладно, тогда идемте на кухню, а то Юлька‑то моя к родителям на Новый год уехала, так что я здесь один хозяйничаю, сервировать вам стол некому.

Часа через два, когда мы поведали Изотову о своих достижениях, наслушались текущих новостей и буквально под горлышко наполнились чаем, я, наконец, не выдержал:

— Валентин Аркадьевич, мы ведь не просто так приехали.

— Да понял я, — ответил Изотов. — И в чем же дело?

— Помните наш разговор о том, какую экономику следовало бы развивать в России? В общем, у нас возникло несколько вопросов, которые не нашли очевидных решений.

— Нет мне покоя ни в старости, ни по смерти не будет, — посетовал Изотов. — Так что там у вас?

Я посмотрел на Захара — он всегда лучше умел формулировать и понятнее объяснять.

— Самое сложное, пожалуй, это определить перспективность тех или иных разработок наших ученых. Если две лаборатории в институте работают над разными темами — какая из них более достойна нашего участия, если ни я, ни Серый в их темах вообще ничего не понимаем? Кого поддержать, а кого перенаправить на другое? Где взять технологическую базу для опытного производства? Конечно, Серый может что‑то подсказать о тех направлениях, о которых что‑то слышал…

— Стой–стой–стой, — замахал руками Изотов. — Насколько я понял, вы не желаете выделять деньги на тупиковые исследования? Вам хочется, чтобы капиталы тратились с максимальной эффективностью? Чтобы вложенный доллар возвращался пятью?

— Ну, в общем, да, — согласился Захар. — Первая трудность, наверное, в этом. Вот представьте: в стране десяток институтов, исследующих антибиотики. Где‑то темы пересекаются, где‑то взаимоисключаются, какие‑то нужные вообще не поднимаются, а другие устарели еще позавчера, но до сих пор по ним ведутся исследования. Как быть?

Изотов задумался. Слышно было, как он изредка прихлебывает чай и где‑то у соседей надрывается телевизор. Мы с Захаром молчали, ожидая совета.

— Думаю так, — минут через десять вдруг сказал Валентин Аркадьевич. — Человеческая деятельность очень обширна и многогранна. Знать всё невозможно. Давайте представим, что у нас появился инструмент определения будущей коммерческой эффективности. И из каких‑то десяти научных тем, что предлагается профинансировать, мы видим безусловную привлекательность одной, более–менее практическую ценность еще трех и непонятное будущее у оставшихся шести. Кому нужно дать деньги?

— Тем, кто сможет их воплотить в реальные проекты, — отозвался я.

— Да? А вот я думаю — наоборот. Если на свободном рынке появляется некое знание, которое легко конвертировать в постоянный доход — будьте уверены, инвесторы найдутся. Но вот остальные проекты, оставшиеся шесть, нуждаются в поддержке, потому что: во–первых, кроме вас ее никто не окажет. Во вторых: в процессе одного исследования подчас находится нечто постороннее, невидимое поначалу. Историю пенициллина, я думаю, нет нужды пересказывать? В–третьих: наука — это не только открытия, но и разработка методологии.

Он поднялся со стула, подошел к книжной полке и взял с нее журнал "Наука и жизнь". Раскрыв его в середине, показал нам какую‑то серую фотографию со статьей:

— Вот пишут про сверхпроводимость. Первые сверхпроводники работали при температуре около абсолютного нуля. Теперь уже подобрали материалы, позволяющие добиться эффекта всего лишь при температуре в минус двести градусов. Теории, объясняющей такое поведение материалов, пока нет. Но мне кажется, что это только по причине небольшого количества накопленной статистики. Будет больше материалов — будет легче найти общие черты и объяснить явление, чтобы, в конце концов, создать сверхпроводник, работающий при комнатной температуре. Представляете эффект от такого изобретения?

Захар наклонил голову, а я промолчал.

— Но неужели вы думаете, что все лаборатории, получившие сверхпроводимость при температуре в минус двести пятьдесят или в двести тридцать градусов, работали зря? Нет, хлопцы. Конечно, нет. Без них не появилось бы теории и конечного успешного исследования. Согласны?

— Ну, наверное, так, — протянул Захар. А я кивнул, соглашаясь с доводами Изотова.

— Таким образом, в деле эффективного размещения капиталов ваша задача состоит лишь в прекращении явно дурацких, псевдонаучных или идеологически–зависимых исследований. С их распознаванием справится практически любой профильный аспирант. Создадите фонд, который будет финансировать всех подряд, отказывая явным шарлатанам от науки — пусть ими занимается государство, если захочет. В то же время ваш фонд будет рекламировать те проекты, что сулят выгоду уже в ближайшее время, привлекать для них сторонних соинвесторов, поднимать престиж русских ученых, инженеров, врачей. Отправлять их на учебу, стажировку в те мировые центры науки, где они смогут повысить свою квалификацию и понять дальнейшее направление своей работы. Привлекать в наши центры зарубежных специалистов. Но работать потом и те и другие должны здесь. Слово "русский" должно стать синонимом слов "образованный", "успешный". Так же и с нашими НИИ — фирме Intel должно стать интереснее заказать исследование русским институтам, чем самим тратить невообразимые деньги на неочевидные проекты. Конечно, следует понимать, что нынешняя наука без соответствующей технологической базы — просто оксюморон. Невозможно исследовать сверхпроводимость, если не умеешь сжижать гелий. Каждый институт, каждое конструкторское бюро должно обладать своей производственной базой. Здесь она будет или в Сингапуре — нужно смотреть. Не вижу ничего плохого, если, скажем, сплавы для нового самолета Антонова или Ильюшина будут производиться в Малайзии, планер собираться на Филлипинах, лопатки для турбин — на Украине, моторы и авионика в России, а салон — во Вьетнаме. В результате править бал будет тот, у кого будет весь объем знаний — бюро Антонова или Ильюшина. Не какой‑нибудь Вьет Нгыок из Ханоя. У наших авиаторов заводы и сейчас разбросаны по всей стране. Лететь из Москвы, где стоит чертежная доска, в Комсомольск–на–Амуре или в Хошимин, где собирают фюзеляж — одинаково затратно. Поэтому разницы нет. Но если в Хошимине сборка обойдется вполовину дешевле, то прибыль будет вдвое выше. Ну и как премия за успешную работу — нагружать самых достойных из отличившихся задачами, что "вспомнятся" Сергею, тех, кто сможет их быстро и качественно реализовать…