Миноносец. ГРУ Петра Великого - читать онлайн книгу. Автор: Константин Радов cтр.№ 8

– Вице-канцлер граф Шёнборн со мною дружен. Объявил в конфиденцию, что император никак не может позволить на исключение Швеции из империи. Сие означает, что решительная победа государя Петра Алексеевича ему неприятна.

– Но почему? Швед для имперцев чужак, к тому же лютеранин…

– Не простой чужак. Опасный, никаких ремонстраций не понимающий. Пока был в силе, немецкие князья его боялись, независимо от веры. И жались поближе к императору.

– Значит, цесарцы предпочитают сохранить старого, привычного врага, дабы не возбуждать центробежные силы внутри империи?

– Примерно так. Сия махина выстроена непрочно и при малейшем движении грозит рассыпаться. Поэтому предпочтительной политикой здесь считают приобретения за пределом имперских границ. Внутри – status quo, если уж не находится способа упрочить власть кесаря.

– В таком случае, полагаю, кесарь не упустит нечто получить от турок? Подобная война будет отвечать сразу обеим его целям… Пусть общеимперские воинские контингенты немногочисленны – это все же прибавка к войскам из наследственных земель. Повести их против магометан означает сплотить Германию за собой. И не только Германию. Сколько мне известно, в прошлую турецкую войну множество знатнейших людей Европы считали честью стать под знамена Леопольда Первого. Даже из враждебной Франции!

– Да, совершенно верно. Были волонтеры из всех христианских стран. Дух крестовых походов угас не до конца.

Матвеев полуобернулся, взглядом приказывая вышколенным лакеям наполнить наши бокалы и позаботиться о закуске, затем продолжал:

– Здешние министры готовы принять и нашу помощь. Но признать равными и связать себя обязательствами не желают. Идея о праве государя получить определенные преференции одновременно на севере и юге для них особенно нестерпима. Господствует мнение, что принятие России в круг цивилизованных государств стало бы уже величайшей наградой, едва ли не преждевременной, и желать что-либо сверх того – нестерпимая низость с нашей стороны.

– Понятно. В неизъяснимой милости своей предполагаемые союзники позволят нам проливать за них кровь. Проливать безвозмездно, полагая честь служить столь знатным господам достаточным воздаянием для русских холопов. Я встречал в Москве немецких офицеров, которые примерно так и объясняли нижним чинам их должность в отношении к себе.

– Весьма похоже. За два года при сем любочестивом и гордом дворе мои беспрестанные труды по обоснованию прав короны российской возымели мало успеха. Хотя цесарь и министерство его наружно, по политике, и выказывают доброжелательство царскому величеству – заметно, что природная зависть господствует в мыслях. Кривым оком смотрят на успехи государя Петра Алексеевича и льстят себя убеждением, что русские нуждаются в алианции гораздо более, чем они сами. Впрочем, ваше появление – хороший повод по новому кругу изъяснить правильные мысли влиятельным персонам.

Последующая служба заставила меня уподобиться девице на выданье: выезжать в свет и знакомиться с многоразличными людьми, стараясь всем понравиться. Венский придворный круг вызывал двойственное чувство. Изрядную долю его членов составляли пустые интриганы, ничем, кроме взаимного пихания локтями у трона, не озабоченные. Однако крайне опрометчиво было бы пренебрегать их мнением. Назначив себя блюстителями нравов, они с величайшей ревностью следили за каждым шагом допущенных в высшее общество. Отдать поклон не по чину или воспользоваться за столом ненадлежащей вилкой (из полудюжины приготовленных для различных кушаний) значило бы нанести тяжкий ущерб своей репутации.

В свете сих требований я часто ощущал себя весьма непотребным субъектом. В дни юности мой наставник уделял мало внимания подобным ритуалам, армейская жизнь тоже утонченности не способствовала, а двор царя Петра слишком прост и своеобразен. Весь его штат состоит из десятка-другого денщиков. Усвоенные мною солдафонские ухватки не создавали неудобств в Москве и Петербурге, могли быть терпимы в Берлине или Стокгольме, но в более проникнутых духом аристократизма странах оставляли позорное впечатление простонародности.

Люди склонны выстраивать окружающих не только по официальному рангу, но и по внутреннему достоинству, согласно собственной градации ценностей. Вот эта линейка у меня и сбилась. Качества, востребованные в настоящий момент, ничего общего не имели с воинской доблестью или натурфилософской образованностью. Презирать паркетных шаркунов или же восхищаться их внешним лоском и умением лавировать в хитросплетении дипломатических интриг? Желая преуспеть в своем деле, я просто обязан был им подражать. Ядовитое сочетание высокомерного пренебрежения к царедворцам и одновременно ощущения собственной ущербности в сравнении с ними отравляло мне душу при каждом визите. Как можно совместить противоположное? Оказывается, можно! Только равным в этом кругу почувствовать себя не удавалось.

Сие не означало, однако, недостатка почестей. Турки – наследственные неприятели австрийского дома, и победитель их вправе рассчитывать на самое благожелательное отношение. Не добившись пока отдельной аудиенции, о коей хлопотал Матвеев, мы с ним удостоились высочайшего внимания на общем императорском приеме. Две-три формальных фразы со стороны Карла Шестого не произвели на меня впечатления: я больше смотрел, нежели слушал. Узкое лицо молодого кесаря и длинный подбородок делали его неожиданно схожим со свояком, царевичем Алексеем. Только нижняя губа говорит о принадлежности к Габсбургам, да взгляд жестче. Царевич моложе пятью годами, но плоха надежда, что он успеет приобрести необходимую твердость характера. Злоязычные люди по секрету рассказывали: однажды, напуганный намерением отца устроить ему экзамен по корабельной архитектуре, Алексей для избежания оного пытался прострелить себе ладонь из пистолета – и промахнулся…

Уткнувшийся под ребра локоть посла прервал мою задумчивость, побудив с опозданием пробормотать приготовленный ответ монарху.

– Виноват, Андрей Артамонович! Загляделся, – шепнул я, когда всеобщее внимание сосредоточилось на других людях.

– Здесь как в бою, даже хуже: зевать ни на секунду нельзя! Слава богу, сегодня мы отмечены благосклонностью Его Величества в высочайшей мере.

– Вы серьезно? Мне так не показалось.

– Надо знать Карла: это величайший педант во всей империи. Скорее Дунай потечет вспять, чем он позволит малейшее отступление от этикета. Не заметить нас означало бы немилость. Кивнуть свысока – нейтрально. Заговорил, да еще с каждым особо… Увидишь, насколько любезнее нас будут трактовать после этого!

– Надеюсь! Если, конечно, я не испортил дело своей неуклюжестью.

– Ничего. Боевым генералам прощаются небольшие изъяны в манерах. И не только в манерах: враги принца Евгения любят перешептываться, что мать его до конца дней оставалась под подозрением как отравительница своего мужа. Но пусть попробуют сказать это при солдатах! Кстати, принц приедет из Италии не ранее Рождества: вам, без сомнения, известно, что с прочими обязанностями он соединяет должность миланского генерал-губернатора. В делах войны и мира его голос решающий, поэтому встречу с ним я считаю даже важнее, нежели с самим императором.