Андерманир штук - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Клюев cтр.№ 25

Он опасливо посмотрел на себя в одно из беспощадных зеркал театрального фойе: вот, дорогие мои, андерманир штук, фиговый вид – Лев при галстуке стоит. И скривился: на-кого-только-похож-господи! Видимо, он это вслух сказал, потому что Вера тут же ответила:

– На члена партии с семи лет.

– Тогда бы я в темно-сером был!

– Ну… на малоактивного члена партии с семи лет!

Юмор у Веры просто держись… у нее все просто держись.

Сам дед Антонио от нее без ума. Правда, до сих пор «толстушкой» называет – говорит, по привычке. А в Вере килограммов сорок всего от силы. «Но столько же и в первом классе было! – смеется Антон Петрович, а потом добавляет: – Причем одних мозгов килограммов на тридцать».

Насчет мозгов он определенно прав.

Сейчас, глядя на Веру-в-зеркале (серое платье нарочно грубой вязки, очки в тонюсенькой черной оправе), Лев был даже уверен, что она всего Бомарше в оригинале читала. Да и понятно, на французское отделение человек собирается. А он сам и «Безумный день» не осилил: дальше первой – первой! – строчки не продвинулся. Почему не продвинулся – дед Антонио вошел и стал про Маневича рассказывать, что тот умер. Рассказывал и плакал…

Странный дед.

Между тем «Безумный день» должен был вот-вот начаться, и Вера – спеша и сбиваясь – полушепотом досказывала Льву содержание первого акта. Лев делал вид, что слушает, но Веру не обманешь…

– Тебе неинтересно, – сказала Вера.

Неинтересно. Знала бы она, сколько всякого ему неинтересно и каких усилий стоит скрывать это от нее… Взять вот хоть и «Безумный день», на который народ с самого начала гастролей валом валит – это несмотря на то, что в Москве свой «Безумный день» показывают. «В каждом городе свой безумный день», – сказал дед Антонио. Но даже на этот, гастрольный, спектакль билеты только по блату покупаются…

у Ленки Завьяловой родителей блат, причем всем блатам блат: целый класс на «Безумный день», хоть и не московский, провести – серьезная штука.

Лев смотрел вокруг и пытался понять, откуда в Москве, в восьмидесятых, эта неумеренно горячая страсть к Бомарше? Что такое случилось, если парикмахер из итальянской провинции прошлого века вдруг сделался выразителем взглядов сразу всех современников? Льву было обидно за современников, именно чувство современности и унижавших в нем.

Пару дней назад он пытался объясниться по этому поводу на уроке литературы, но услышан не был – впрочем, как обычно. Тогда Игорь Ильич ни с того ни с сего битый час разглагольствовал о том, насколько Пушкин удивительно-современен. Но доказательств тому сам не предъявлял – требовал доказательств от учащихся: словно это они – а не он! – считали Пушкина удивительно-современным. Ну и ясное дело: все напрягались как могли, выискивая в произведениях несчастного классика всё новые и новые идеи, близкие-любому-из-нас. Когда очередь дошла до Льва, тот вдруг ни с того ни с сего сказал: «Может быть, уже достаточно доказательств? Как бы не получилось, что Пушкин современнее Вас, Игорь Ильич!»

И не то чтобы Льву так уж хотелось лезть на рожон – лезть на рожон ему никогда не хотелось. В сущности, он и сам не понимал, почему время от времени произносит те или иные слова. Не понимал даже, он ли их произносит… – слово вылетало само, вроде того не-воробья из пословицы, и ничего уже было не сделать. Он эту напасть с детства знал – было время, маленький совсем, даже спрашивал у всех вокруг: кто во мне сидит и говорит? Но постепенно убедили-таки его в том, что никто в нем не сидит и не говорит. И Лев перестал об этом спрашивать. Даже думать перестал, только кто-то все равно в нем сидел и время от времени говорил.

Вот и тут… сказал.

– Ты, Лев, другого мнения о Пушкине? – живо-преживо откликнулся Игорь Ильич.

Ну и интонация! Ему бы, Игорю Ильичу, самое место на Лубянке – на достойном каком-нибудь этаже.

– Да я вообще не о Пушкине, а о том, что… если современные идеи требуются, так чего их в прошлом веке-то искать? Вот у Вас, например, я уверен, современных идей гораздо больше, чем у Пушкина.

Видимо, как раз в таких случаях говорят: черт за язык тянет. Лев ощущает это почти физически: подходит черт, хватается лапкой за кончик языка и начинает тянуть… и тянет. Тянет-потянет-вытянуть-не-может. Кошмар.

На то чтобы сравнить себя с Пушкиным, у Игоря Ильича уходит некоторое время. Однако профессиональный долг все-таки заставляет его в конце концов отдать пальму первенства мертвому солнцу русской поэзии, и Игорь Ильич голосом приносящего жертву объявляет:

– Я же не Пушкин!

И в классе сразу становится очень весело. Первый раунд – за Львом.

Понятное дело, сидящие впереди уже развернулись в сторону Льва и смотрят с интересом: далеко ли он собирается зайти? Только в глазах Веры – сыро: она словно знает, что это все не Лев говорит – это все тот-кто-в-нем-сидит-и говорит говорит!

Не бойся, Вера, я как-нибудь выкручусь.

– Не Пушкин. – Лев не педалирует. – Но Вы живете в современности. И все мы в ней живем. А это значит, что… зачем нам за современностью куда-то ходить? Можно ведь просто какую хотите теперешнюю книгу взять…

Класс больше не хихикает.

Лев знает, что класс всегда выбирает меньшее из двух зол. И что меньшее из двух зол – это не он, Лев. Лев в классе – большее, главное зло. Чтобы восторжествовать над ним, класс готов даже на некоторое время объединиться с нелюбимым тут Игорем Ильичом: это он, Игорь Ильич, сейчас – меньшее из двух зол. Значит, на помощь Игорю Ильичу! Который, кстати, знает: класс не подведет, класс – сила.

А подать-ка сюда этого Льва!

– И кто же из поэтов, по-вашему, современнее Пушкина? – чувствуя под рукою плечо класса, игриво спрашивает Игорь Ильич.

– Да кто угодно! – принимает вызов Лев. – Любой Асадов, Тряпкин любой.

И опять весело в классе, только теперь Игорь Ильич веселится вместе с другими. Все изменилось, значит. И пяти минут не прошло, а соотношение сил уже прямо противоположное.

– Неизвестно еще, захотел бы Пушкин вообще нашим современником быть!

Это Лев сдался уже… раунд проигран. Да и вся битва проиграна. Во взгляде Игоря Ильича терпеливое сострадание – определенно по Игорю Ильичу Лубянка плачет! Или не плачет? Может, он как раз и есть оттуда – судя по репертуару реакций!

– А что уж такого плохого в нашей с тобой современности, Лев?

Ну, вот… к этому, конечно, все и шло: у Игоря Ильича к этому всегда все идет.

Не отвечай, Лев!

– Не отвечай, Лев.

Разве не сам он говорит себе это? Выходит, что нет, – раз все теперь уже смотрят на Веру. Между тем как Вера смотрит прямо перед собой – словно вовсе и не ко Льву обращается.

– Что такое… не расслышал? – с удовольствием переспрашивает Игорь Ильич.