— Э нет, Струков. Хватит с вас Адрианополя. —
Ахиллес хищно улыбнулся и повысил голос. — Слушайте мой приказ,
господа! — В зале тут же стало очень тихо. — Я переношу свой
командный пункт в Сан-Стефано! Третий егерский батальон посадить по вагонам.
Пусть набьются, как селедки в бочку, но чтоб все до одного влезли. В штабном
вагоне поеду сам. Затем поезд немедленно вернется в Адрианополь за
подкреплениями и будет курсировать по маршруту безостановочно. Завтра к полудню
у меня будет целый полк. Ваша задача, Струков, — прибыть туда же с
кавалерией не позднее завтрашнего вечера. Пока же мне хватит батальона. По
разведывательным донесениям, боеспособных турецких войск впереди нет — только
султанская гвардия в самом Константинополе, а ее дело — охранять Абдул-Гамида.
— Не турок надо опасаться, ваше
превосходительство, — скрипучим голосом сказал Перепелкин. — Турки
вас, предположим, не тронут — выдохлись. Но вот главнокомандующий по головке не
погладит.
— А это еще не факт, Еремей Ионович, — хитро
прищурился Соболев. — Все знают, что Ак-паша сумасброд, на сие многое
списать можно. В то же время известие о занятии константинопольского пригорода,
поступившее в самый разгар переговоров, может оказаться его императорскому
высочеству очень даже кстати. Вслух выбранят, а втихую спасибо скажут. Уж не
раз бывало. И извольте-ка не дискутировать после отдания приказа.
— Absolument! — восхищенно покачал головой
д'Эвре. — Un tour de genie, Michel!
[22]
Получается, что
моя идея была не самая пгек'асная. Гепогтаж будет лучше, чем я думал.
Соболев поднялся, церемонно предложил Варе руку:
— Не угодно ли взглянуть на огни Константинополя,
Варвара Андреевна?
Состав несся сквозь тьму быстро, Варя едва успевала прочесть
названия станций: Бабаэски, Люлебургаз, Чорлу. Станции как станции — такие же,
как где-нибудь на Тамбовщине, только не желтые, а белые. Огоньки, стройные
силуэты кипарисов, один раз сквозь железное кружево моста блеснула лунная
полоса реки.
Вагон был удобный, с плюшевыми диванами, с большим столом
красного дерева. Конвойцы и белая соболевская кобыла Гульнора расположились в
отсеке для свиты. Оттуда то и дело доносилось ржание — Гульнора все не могла
успокоиться после нервного процесса погрузки. В салоне ехали сам генерал, Варя,
д'Эвре и несколько офицеров, в том числе и Митя Гриднев, мирно спавший в углу.
Офицеры толпились вокруг Перепелкина, отмечавшего по карте продвижение поезда,
и курили, корреспондент писал что-то в блокноте, а Варя с Соболевым стояли
поодаль, у окна, и вели непростой разговор.
— … Я думал, это любовь, — вполголоса исповедывался
Мишель, вроде бы глядя в черноту за окном, но Варя-то знала, что на самом деле
он смотрит на ее отражение в стекле. — Впрочем, не стану вам врать. Про
любовь не думал. Моя главная страсть — честолюбие, все остальное потом. Так уж
устроен. Но честолюбие не грех, если устремлено к высокой цели. Я верю в звезду
и судьбу, Варвара Андреевна. Звезда у меня яркая, а судьба особенная. Это я
сердцем чувствую. Еще когда юнкером был…
— Вы про жену начали рассказывать, — мягко вернула
его Варя к интересному.
— Ах да. Женился из честолюбия, каюсь. Ошибку совершил.
Из честолюбия можно под пули лезть, жениться — ни в коем случае. Ведь как
сложилось? Вернулся из Туркестана. Первые лучи славы, но все равно — выскочка,
парвеню, черная кость. Дед из нижних чинов выслужился. А тут княжна Титова. Род
от Рюрика. Прямиком из гарнизона — да в высшее общество. Как не соблазниться?
Соболев говорил отрывисто, горько и, кажется, искренне. Варя
искренность оценила. И еще, конечно, догадывалась, к чему дело идет. Могла бы
вовремя остановить, увести разговор в сторону, но не хватило характера. А у
кого бы хватило?
— Очень скоро я понял, что в высшем обществе мне делать
нечего. Климат не для моего организма. Так и жили — я в походах, она в столице.
Кончится война, потребую развода. Могу себе позволить, заслужил. И никто не
осудит — как-никак герой. — Соболев лукаво улыбнулся. — Так что
скажете, Варенька?
— О чем? — с невинным видом спросила она.
Проклятая кокетливая натура так и пела. Вроде бы и ни к чему это признание,
одни осложнения от него, а все равно — праздник.
— Разводиться мне или нет?
— Это уж вы сами решайте. (Вот сейчас, сейчас скажет те
самые слова).
Соболев тяжко вздохнул и — головой в омут:
— Я давно на вас заглядываюсь. Вы умная, искренняя,
смелая, с характером. Именно такая спутница мне нужна. С вами я стал бы еще
сильнее. Да и вы не пожалели бы, клянусь… В общем, Варвара Андреевна, считайте,
что я делаю вам официальное…
— Ваше превосходительство! — крикнул Перепелкин,
чтоб ему под землю провалиться. — Сан-Стефано! Выгружаемся?
Операция прошла без сучка без задоринки. Разоружили
ошалевшую охрану станции (смешно сказать — шестеро сонных солдат), рассыпались
по городку взводными командами.
Пока с улиц доносилась редкая перестрелка, Соболев ждал на
станции. Все закончилось в полчаса. Потери — один легко раненный, да и того,
похоже, свои по ошибке задели.
Генерал наскоро осмотрел освещенный газовыми фонарями центр
городка — чуть дальше начинался темный лабиринт кривых улочек, и туда соваться
смысла не было. В качестве резиденции и оплота обороны (на случай
неприятностей) Соболев выбрал массивное здание филиала Османо-Османского банка.
Одна из рот разместилась непосредственно у стен и внутри, вторая осталась на
станции, третья распределилась дозорами по окрестным улицам. Поезд немедленно
укатил обратно — за подкреплениями.
Сообщить по телеграфу в штаб верховного о захвате
Сан-Стефано не удалось — линия молчала. Видно, турки постарались.
— Второй батальон прибудет не позже полудня, —
сказал Соболев. — Пока ничего интересного не предвидится. Будем любоваться
огнями Цареграда и коротать время за приятной беседой.
Временный штаб устроили на третьем этаже, в директорском
кабинете. Во-первых, из окон, действительно, было видно далекие огоньки
турецкой столицы, а во-вторых, прямо из кабинета стальная дверь вела в
банковское хранилище. На чугунных полках ровными рядами стояли мешки с
сургучными печатями. Д'Эвре прочитал арабскую вязь, сказал, что в каждом мешке
по сто тысяч лир.
— А говорят, Турция обанкротилась, — удивился
Митя. — Тут же миллионы!
— Именно поэтому обоснуемся в кабинете, — решил
Соболев. — Целее будут. Меня один раз уже обвиняли в похищении ханской
казны. Хватит.