— Запрещенные предметы, — удивился Борланд. — Даже так бывает?
— Бывает. На этом держится вся «Вертикаль». Потому никто и не устраивает бунт. Дважды в сутки у нас лотерея, и этого хватает, чтобы все спустили пар.
— Запрещенные, — повторил Борланд. — Так вы и подбросили железную вилку Геворгу?
Камаз косо подглядел на него.
— Может быть, и была у кого-то вилка, — не стал он отрицать. — Но никто не знал, кому она попадет. Иначе это была бы не лотерея.
Последнее слово Борланд услышал как-то иначе, чем раньше.
Лотерея…
Вспышка озарения пришла к Борланду, словно луч солнечного света, внезапно прорвавшийся через всю «Вертикаль». Сталкер медленно коснулся рукой головы. Улыбка облегчения появилась на его лице.
— Знаешь, Камаз, у меня есть перед тобой маленькое преимущество, — проговорил он. — Я могу посмотреть на человека и по его виду сказать, какие у него шансы найти артефакт и какие — угодить в аномалию. Этому не учат на верхнем уровне «Вертикали».
Камаз ничего не говорил. Он не проявлял даже малейшей тени, никакого намека на то, что понимает, о чем идет речь.
— Геворг не мог «попасть в аномалию», — продолжал Борланд. — Не мог случайно найти вилку, из-за которой попал в карцер. Он мог только получить свой паек от того, кто точно знал, что в нем будет запрещенный предмет, и хотел его подставить. Потому что лотерея здесь не в том, кому какой пакет выпадет, а в том, кто какой пакет откроет, успев до этого перетасовать всю добычу. Социальное звено в сложной схеме. То, о чем сталкеры не задумываются, но без чего существовать не могут, — натуральный обмен хабаром. В этом и есть случайность. Но вопрос о том, выпадет ли конкретному человеку пакет с сюрпризом изначально, не имеет никакого элемента случайности.
Лицо Камаза продолжало оставаться бесстрастным.
— Спасибо за беседу, — поблагодарил Борланд. — И за молчание. Думаю, теперь я могу разобраться, что мне делать.
Он хлопнул рукой по перилам и побежал к себе в камеру.
* * *
— Хрюша! — выпалил Борланд. — Ты здесь?
— Да, — отозвался сосед с верхней полки. — Ты что-то хотел?
— Тот журнал. Ты достал его из пищевого пайка. Так ведь?
— Ну да. Здесь же больше негде.
— Ты съел две порции — твою и мою.
— Ну?
— Что, если журнал был моем пайке, а не в твоем?
— Нет, так не пойдет, — скривился Хрюс. — Ты не пришел за своей порцией. По правилам «Вертикали» она стала моей. Мы все получаем пайки в порядке очереди. Значит, то, что было в твоем мешке, стало моим. И журнал тоже.
— Да я не претендую на твой журнал. Оставляй его себе, конечно. Я лишь прошу дать его посмотреть. Верну через минуту.
— Зачем он тебе?
— Я думаю, он предназначался для меня.
— Как это?
— Люди, раздающие еду, точно знают, кому какой пакет упадет. Журнал был в пищевом пайке, который должен был съесть я.
— Хорошая попытка, — хохотнул Хрюс. — Я скажу своим, как ты меня разводишь.
— Стучи кому хочешь, дай только почитать журнал. Обещаю, что верну.
— Ну ладно, — согласился Хрюс и протянул журнал Борланду. — Читай, но так, чтобы я видел.
— Спасибо.
Борланд быстро принялся листать страницы.
Он не мог ошибаться. Где-то на страницах журнала должно было быть сообщение для него. Сообщение от человека, сидящего в нижней камере.
Журнал содержал однообразные статьи, написанные скучным, скупым языком. Ничего из того, что могло бы представлять интерес. Непонятно, как Хрюс мог это читать. Борланд продолжал перебирать листы.
И наткнулся на страницу, абзац из которой был обведен маркером.
— Нашел что-то? — спросил Хрюс.
— Погоди…
Заметка рассказывала о блестящем молодом программисте — русском эмигранте, сколотившем блестящую карьеру в Австралии. Рядом располагалось его фото. Этого человека Борланд никогда не видел. Однако фамилия зацепила взгляд с первого раза.
Каменский.
Как у бывшего руководителя ЦАЯ.
— Вот оно, — пробормотал Борланд, чувствуя эмоциональный подъем.
Не было никаких признаков того, что программист из статьи как-то связан с Мирославом Сергеевичем. Это был просто намек, что искать нужно здесь. Борланд продолжил читать.
— Интервью, — его губы беспрестанно шевелились. — Софт… Счастливые часы… Жена и собака… Любимый пароль… пароль.
Судя по написанному в статье, молодой автор перспективного стартапа был не против поделиться с читателями журнала одним из своих старых паролей, используемых в быту. Своего рода дарственный платок на счастье своим последователям, если кто-то надумает повторить творческий путь своего кумира в мелочах. Еще до переезда в Австралию для защиты он использовал слово…
— Рефлекс, — сказал Борланд и опустил журнал. — Пароль: «Рефлекс».
— Ты в своем уме, сосед? — спросил Хрюс.
Борланд молча положил журнал на его полку и вышел из камеры.
— Эй, ты куда?! — завопил Хрюс. — Стой! Сейчас ворота закроют! Останешься снаружи — и неделя в карцере!
Но Борланд его не слушал. Он стремительно сбежал до участка «семигранников» под возбужденные комментарии бродяг в каютах. Поскольку военсталы также находились на своих местах, никто его не остановил.
«Семигранник» в черной майке молча смотрел на Борланда, как на приговоренного.
— «Рефлекс», — выдохнул Борланд, стоя напротив него. — Я знаю пароль для входа. «Рефлекс».
Прозвучал звуковой сигнал, и двери камер массово захлопнулись. На лице «семигранника» показалось подобие сочувствующей улыбки.
— «Рефлекс», — повторил Борланд.
Раздалась сирена.
— Тебе конец! — донесся крик Хрюса, трясущего журналом сквозь решетку. — Увидимся через неделю, сосед!
Заработал громкоговоритель на стене.
— Лечь на землю, руки за голову! — проревел грубый голос. — На пол!
Борланд в бешенстве ударил решетку.
В дальнем углу открылась дверь. В блок ворвались шесть человек в защитной экипировке: шлемы, щиты. Все были вооружены дубинками. Борланд отступил от решетки, глядя на человека напротив.
Вот и все. Игры закончились.
Внезапно дверь камеры открылась. Только Борланд обернулся, как «семигранник» втащил его внутрь. Задняя стенка камеры отъехала в сторону, пропуская Сергея-гиганта, который мощными ударами кулаков свалил двух охранников на пол. Остальные навалились на него, но он каким-то чудом выдержал натиск. Ему помогал узкий проход в камеру, а его противникам мешали щиты.