Пусть и небольшую, но свою лепту в ход истории Андрей внёс и потому возвращался довольный – как собой, так и Петром. Всё-таки молодой царь явил армии, да и Европе личную смелость, а это могли продемонстрировать не все монархи. И армия из плохо обученной и экипированной вдруг предстала перед всеми сильной, управляемой, способной на равных сражаться с опытным врагом. Именно победы, вот такой, как под Полтавой, не хватало русской армии, чтобы заставить её гордиться собой, поднять её честь и достоинство, повысить самооценку.
Обоз продвигался узкими грунтовыми дорогами через деревни, сёла и хутора. В крупных сёлах урядники с удивлением смотрели на батарею – разве не подозрительно? Пушки с передками, а солдат при них нет, сопровождают люди в цивильном. Только остановить её никто не пытался – пушки защищали себя одним своим видом лучше всяких слов и бумаг.
Уже за Смоленском Андрей стал раздумывать: повернуть к Москве, к старому дому, или на север, к Питербурху? Канониров своих надо отправлять домой, они в первую очередь рабочие, мастеровые, случайно попавшие в артиллерию.
И он повернул к Москве. Сдаст пушки в Артиллерийскую канцелярию – так назывался теперь Пушечный приказ – и тогда отправит канониров домой, к семьям. Небось там уже соскучились по кормильцам, переживают, всё ли обошлось? Писем на родину никто из канониров не отправлял, и весть о победе Петра долетит до Вятских краёв быстрее, чем туда доберутся сами канониры. Вряд ли их там встретят, как героев, никто ещё не знает об их весомом вкладе в победу.
Но Андрей уже решил устроить для них в честь победы, в благодарность за службу ратную, пир. Деньги – двойное жалованье – уйдут на подарки семьям, на покупку изб или коров. А в памяти останется именно чествование.
До Москвы добирались долго. Переходили вброд реки, где можно было, а где-то и мосты приходилось искать. Пропылённые, усталые, но дошли.
Пушки с передками и подводы с огневыми припасами заняли весь двор Андрея. Самих канониров он разместил на постоялом дворе, заказал сытный ужин и баню. За баню канониры особенно благодарили. Две недели, которые шли к Москве, они не мылись, волосы на голове сбились от пыли колтуном, да и одежонку простирнуть требовалось.
Следующий день был посвящён приведению пушек в порядок, поскольку их надо было сдать в Артиллерийскую канцелярию. Пётр хоть и взял военные трофеи, да пушек среди них было мало. А царь нуждался в пушках, убедившись после Полтавы, что они главная ударная сила. К тому же он планировал строить на Неве флот, которому тоже были нужны пушки. Канцелярия пушки покупала, и потому канониры чистили каналы стволов, оттирали стволы снаружи – щётками, водой со щёлоком, мыли лафеты. К концу дня пушки выглядели, как новые, только что с завода. Конечно, износ пушек существовал, но он был очень мал, и потому их приняли.
Следующим днём, получив деньги, Андрей устроил настоящий пир. Он арендовал целую трапезную на постоялом дворе, заказал различные кушанья на всех – и канониров, и ездовых.
Пир был с вином и водкой и удался на славу. Вначале Андрей сказал короткий тост. Он восславил Петра и силу русского оружия, а потом поимённо отметил тех, кто отличился. Отмеченные вставали, под восторженные крики присутствующих выпивали чарку и раскланивались. Для них празднество было необычным событием, о котором потом долго будут расспрашивать многочисленные родные.
По просьбе Андрея трактирщик следил за выпивкой. Его прислуга меняла опустевшие кувшины и штофы с водкой, но пьяненьким уже не наливали: Андрей не хотел, чтобы его люди напились и наутро не помнили торжества. А чем они хуже знати? Пётр и генералы пиршествовали сразу после победы, прямо на бранном поле, закатывали пиры по прибытии в Москве и Питербурхе. Вот и Андрей решил сделать людям праздник.
Пиршество продолжалось до полуночи, а утром Андрей лично раздал всем жалованье, как и обещал, – двойное. Особенно отличившимся сверх того давал по серебряному рублю, а не медные деньги, как на жалованье. Многие такие деньги впервые держали в руках и от избытка чувств прослезились. Потом начали благодарить Андрея:
– Спасибо, барин! – и кланялись.
Андрей повысил голос:
– Полноте, братцы! Царь поклоны запретил. Это вам всем спасибо за труды ваши ратные. А сейчас по кораблям. Отплываете домой, небось семьи соскучились. Обязательно всем на заводах, в деревнях своих расскажите, как шведов били. Пусть дети и жёны гордятся вами да потомкам расскажут.
Андрей лично проводил их к пристани, и на двух небольших ушкуях канониры его отплыли. Как по команде, сняли шапки, отвесили поклоны земные и закричали:
– Спасибо, барин! Если что – зови, не подведём!
Утрясая дела, коих накопилось за время его отсутствия множество, Андрей пробыл в Москве несколько дней. Потом поехал в Питербурх – надо было стройку своего дома посмотреть, проверить работу кирпичного завода.
Вроде он и недолго отсутствовал, а увидел, как многое в облике города изменилось. Расстроилась Троицкая площадь на Петроградской стороне, ставшей потом центром города. Главные стройки – деревянная церковь Святой Троицы, куда ходил молиться за погибших царь, по периметру – типография, госпиталь, здания канцелярий. Все здания были деревянными, но уже возводились и каменные – канцлера Головкина, вице-канцлера Шафирова, князя Ивана Бутурлина, графа Никиты Зотова, Матвея Гагарина. На площади стояло питейное заведение «Четыре фрегата», куда могли зайти и угоститься табаком, пивом, вином и водкой приличные люди. Посещали сие заведение иностранные дипломаты, сановники, захаживал и сам Пётр.
После победы под Полтавой, когда шведская угроза рассеялась как дым, строительство города активно продолжилось, и уже к 1714 году по переписи в Питербурхе было 34 500 домов. Строительство возглавил первый питербурхский генерал-архитектор Доменико Трезини, ему активно помогал немецкий архитектор Андреас Шлютер.
Недалеко от площади был первый и единственный пока городской рынок – «Гостиный двор».
В 1710 году Трезини начал строить на Васильевском острове, где в Неву впадает Фонтанка, Летний дворец для Петра, располагавшийся в Летнем саду. Больших помещений с высокими потолками Пётр не любил. Семь комнат первого этажа занимали покои и приёмная царя, семь комнат второго этажа занимала Екатерина.
Был проложен и вымощен Невский проспект, в дальнейшем – главная улица города. Прокладывали его и мостили пленные шведы, а в дальнейшем и подметали, содержали его в порядке.
После того как шведская угроза миновала, царь раздал землю на южном берегу Финского залива. Самый большой участок достался любимцу и соратнику Петра, Александру Даниловичу. Меншиков с присущим ему размахом возвёл там трёхэтажный дворец, возле возникли дома чиновников поменьше и прислуги, город назвали Ораниенбаумом.
Себе Пётр сначала взял Стрельну, где воздвигли большой деревянный дом. Потом царю захотелось чего-то более внушительного, куда и иностранных послов не стыдно было бы пригласить, и он облюбовал Петергоф, откуда был виден остров Котлин. Строил Петергоф Леблан.