Стальной Лабиринт - читать онлайн книгу. Автор: Александр Зорич cтр.№ 78

Затем делал то же самое с закрытыми глазами.

Пытался модулировать интонации. Тренировал, так сказать, артистизм.

Записывал себя на диктофон.

Слушал, конфузливо наморщившись…

Получалось, конечно, не очень-то. То ли лектор из него был никудышный. То ли во всем был виноват тяжеловесно написанный текст лекции…

То и дело Растов лихорадочно редактировал лекцию красной ручкой. Вбивал исправления в планшет. Вновь распечатывал. И вновь зачитывал, неумело жестикулируя…

Конечно, майору очень не хотелось долдонить свою выстраданную лекцию по бумажке.

Хотелось говорить как опытные профессора: с добрыми экспромтами и шутками, с эффектными выходами на многозначительные паузы (во время которых студент получает возможность в полной мере оценить величие лектора или, в крайнем случае, дисциплины, которую тот преподает).

Но, увы, без бумажки он мог лишь бекать и мекать — краснобайству перед обширной аудиторией в Харькове не учили.

Зал был небольшим, человек шестьдесят. Лица кадетов-выпускников, накоротко стриженных, малость недокормленных, показались Растову противоестественно молодыми.

«Неужели и я таким был?»

Не верилось. Ну, то есть совсем.

— Дорогие товарищи! — начал Растов. — Сегодня я хочу рассказать вам о роли тяжелых танков в современной войне на примере наступательной операции «Брусилов». Я принимал в ней самое непосредственное участие в качестве командира тяжелой танковой роты… В моем подчинении было десять танков Т-14, хорошо известная всем вам командно-штабная машина К-20 и новейшая самоходная зенитка «Протазан». Воевали мы, конечно, с конкордианцами. Чтобы вам было понятней — с клонами. И если честно, то слава богу, что с ними. Потому что если наши «тэ четырнадцатые» качественно превосходили любую массовую клонскую бронетехнику, то вывести свою роту против чоругских шагающих танков я бы, может, и не решился… По крайней мере, возникли бы проблемы с темпом наступления!

В зале охотно засмеялись, и Растов буквально физически почувствовал, как растет доверие слушателей.

Текст-заготовка кончился неожиданно быстро — за тридцать пять минут (Растов рассчитывал на пятьдесят, но, конечно, слишком торопился, читая).

Впереди оставался еще час зарезервированного под мероприятие времени.

Что делать?

Шестьдесят пар глаз — кадетских и куратора потока подполковника Сысоева, похожего на сурка с залысинами, — посмотрели на Растова, принужденно облокотившегося на трибуну, выжидающе.

— Ну а теперь, когда все обязательное и важное я вам уже рассказал, вы, товарищи кадеты, можете смело задавать мне свои вопросы! — нашелся наконец Растов и уже в двадцатый раз забыл улыбнуться.

По рядам кадетов пробежал неуверенный шепоток.

Наконец с задней парты послышалось:

— Товарищ гвардии майор, а вы правда… ну… сын Председателя Совета Обороны?

Растов внимательно поглядел на спрашивающего.

Рыжий-конопатый, с грушевидной головой и дерзкой улыбкой. Осанка спортсмена-легкоатлета… Взгляд ищущий, честный. Типичный «хороший парень» из молодежного сериала.

«Парень-то хороший… А вопрос — фиговый».

Растову очень не понравился вопрос.

Он даже думал было — по привычке — сказать рыжему-конопатому резкость. Что-то вроде: «Какая вам разница?» Или: «А вы-то сам чей сын? Расскажите-ка лучше об этом! А мы послушаем!» Однако взгляд, мельком брошенный на куратора Сысоева, его остановил.

Вот увидит простой, как бутерброд с докторской колбасой, Сысоев, что приглашенный высокий гость разозлился — и устроит этому рыжему-конопатому «вырванные годы». Три наряда вне очереди или что похуже. Чтоб неповадно было третировать сына Самого.

Это соображение удержало майора и от сарказма, и от гнева.

— Да, это правда. Я действительно старший сын Александра Павловича Растова. И хотя я очень горжусь своим отцом, я с детства мечтаю, чтобы меня воспринимали как самостоятельную личность, в отрыве от жизни человека, которому я обязан столь многим.

В аудитории оживленно зашептались. Как видно, каждый второй примерял ситуацию на себя.

Остальные вопросы были, на придирчивый взгляд Растова, вполне приемлемыми.

— Есть ли в нашей армии тяжелые плазмометы, подобные «Ваджрам»?

— Какого вы мнения о перспективах «тэ четырнадцатых»?

— Почему клоны так быстро сдались?

Встреча затянулась дотемна и закончилась долгими аплодисментами.

Растроганному Растову подарили позолоченный сувенир и попросили расписаться в книге почетных гостей…

А потом все они долго фотографировались, громко смеялись и болтали на высоком крыльце… Было так здорово, что даже недоверчивое растовское сердце растаяло — его растопили озорные глаза кадетов.

Домой Растов отправился пешком, или, как непременно выразился бы мичман Игневич, «пешкодралом», — майору страсть как хотелось окунуться в теплое молоко неспящего летнего города, в ночную свежесть бульваров, в снедные ароматы поздних кафе, в сладкие наваждения цветочных палаток, туго набитых инопланетными цветами, названий которых он не ведал…

Стоило отрадному и возбуждающему лекционному мороку отступить, как мыслями Растова вновь неотвязно овладела Нина.

И, проваливаясь в беспокойный сон вечером того долгого дня, он пообещал себе, что завтра с самого утра вновь займется Восемьсот Первым парсеком.

Поиском возможности X-связи. Наведением справок об эвакотранспортах. И своими чувствами, кстати…

Проснувшийся с рассветом, он сделал то, что надо было сделать сразу же, но что мешала сделать его врожденная мучительная застенчивость.

Он зашел на Покровку, на квартиру к приемным родителям Нины.

…Глухая консьержка с раскосыми глазами, старая дубовая дверь на втором этаже. Оплывшая от возраста кнопка звонка. Потертый коврик.

«Сколько раз Кеша стоял на этом коврике и вот так же ждал, пока ему откроют?» — вдруг подумалось Растову.

Однако впервые мысль о брате в контексте Нины и отношений с Ниной не показалась Растову ни опасной, ни щемяще неловкой. Не иначе как Стальной Лабиринт забрал себе и его сомнения, и его боль.

Приемный отец Нины, Федор Фомич, за те годы, что они не виделись, из чопорного чиновника превратился в заядлого пенсионера, будто сбежавшего из передач канала «Золотой возраст», и стал добряком-рыбаком, неисправимым болтуном и сумасшедшим кроссвордоманом.

Клавдия Ивановна, приемная мать Нины, без остатка посвятившая себя домашнему очагу, считай, не изменилась, разве чуточку усохла и построжела.

В квартире висела аура благополучного стариковства, а дверь в бывшую Нинину комнату была заперта…