Рыбья кровь - читать онлайн книгу. Автор: Франсуаза Саган cтр.№ 24

– А тебе не кажется, что ты ведешь себя вызывающе и вульгарно? – спокойно спросила та. – Ты забыл, где находишься? Мы ведь больше не женаты, мой милый!

– Только не уверяй меня, будто ты оставила в Нью-Йорке или в Швеции свою самую большую любовь и будешь верна ей до гроба. Ты всегда жила только настоящим, моя дорогая.

– А ты всегда жил одним лишь прошлым, – отпарировала Ванда. – Сообщаю тебе, что малышка Клелия Конти – твоя Мод – влюблена в тебя как кошка и полностью в твоем распоряжении. А я читаю, Константин. Я работаю и читаю!

– Ванда, милая моя девочка, послушай, – взмолился Константин, выпрямившись и обхватив колени жены. – Это я. Это ты. Это мы, тут, вместе. Подумай хорошенько! Ты что, с ума сошла? Посмотри на меня!

Ванда с улыбкой наклонилась вперед, коснувшись губами рта Константина, и тот инстинктивно зажмурился, словно от неожиданного удара. Но лицо Ванды – молочно-белое, расплывчатое, нереальное пятно – отодвинулось и снова обрело прежнюю четкость. «Ох, до чего же она все-таки надменна и порочна!» – подумал он.

– Ты порочная женщина!

– Ну, это уж слишком, – отозвалась Ванда, – я порочна, потому что отказываюсь спать с тобой, так?

– Да, так, – подтвердил Константин. – Ты ведь принадлежишь мне, как и я тебе. Все это просто глупо.

– Нет, никому я не принадлежу, я даже не знаю хорошенько, кто ты на самом деле. Хороший любовник, хороший режиссер – это верно. Но что ты за человек? И зачем, почему попал в это осиное гнездо? Поверь, Константин, мне иногда становится страшно здесь, будто нас все время подстерегает какая-то опасность. А что ты думаешь об этой стране? Что ты о ней думаешь? И что делаешь здесь?

Константин по-прежнему опирался подбородком о колени Ванды, но теперь он поднял глаза и встретился с ее бледно-голубым взглядом, в котором светилась недобрая, жесткая прозорливость. Этот взгляд удивил и встревожил его: что еще затевает эта безумица?

– Ванда, – умоляюще сказал он, – прошу тебя, только не ты, только не ты. Ты – это пальмы, это Америка, это Атлантический океан и пароходы. Пароходы!.. Пожалуйста, не говори со мной больше о Европе, я и так слишком долго прожил в ней, ты понимаешь? Целых пять лет!

– Но ведь этот душка Геббельс, кажется, без ума от тебя, – съязвила Ванда.

– Не знаю, – ответил Константин, – наплевать мне на него! Впрочем, нет, не наплевать, потому что я буду жив до тех пор, пока ему не наплевать на меня.

Наступило молчание; глядя на Константина, Ванда легонько гладила его лицо по старой привычке, по привычке, которую он помнил и любил, и теперь покорился ей, позволяя длинным нежным пальцам скользить по своей крутолобой голове и массировать каждую точку лица; оно поддавалось им, расслаблялось, вновь обретало человеческую форму. «Только руки моей жены возвращают мне человеческое лицо», – подумал Константин.

– Ванда! – почти простонал он. – Ванда, ты права, что не хочешь меня; я жалкий кретин, в моих жилах течет не кровь, а вода, я человек с рыбьей кровью!

Ванда улыбнулась ему.

– Завтра я это проверю, – сказала она, оттолкнув его голову кончиками пальцев. – Завтра посмотрим, чего стоит твоя кровь.

Растерянный Константин очутился за дверью, в коридоре. Тут он слегка приободрился: все-таки его визит прошел не впустую, Ванда готова сдаться, она вернется к нему – может быть, из жалости, или из страха, или из сочувствия, какая разница; главное, она пообещала, а Ванда, несмотря на все свои причуды, никогда не изменяла данному слову – по крайней мере, в этой области.

Горько сожалея о Ванде и ее огромной квадратной постели с тончайшими простынями, которую предоставила великой голливудской звезде Бубу Браганс, Константин лениво поплелся по коридору. Остановившись у распахнутого окна, выходящего в патио, он выглянул наружу. Бортик бассейна, облицованный белой плиткой, слабо светился в темноте; шезлонги, казалось, стояли на страже вокруг поблескивающей воды. Да, только Бубу Браганс способна воссоздать голливудскую декорацию в старом провансальском доме, подумал Константин. Но даже и луна, похоже, пыталась внести свою лепту в этот антураж: слишком круглая, слишком крупная, слишком желтая, чуть затененная с одной стороны, что делало ее похожей на недобритое лицо. Константин невольно поднес руку к собственной щеке, удивился, встретив гладкую кожу, и подосадовал на то, что целых полчаса потратил на бритье да вдобавок израсходовал столько драгоценной туалетной воды, дабы выглядеть красавчиком, а в результате бродит по коридорам – в его-то годы! – подобно влюбленному подростку, подобно юному Вертеру. Он испустил скорбный вздох, одновременно спросив себя, для кого ломает эту комедию. «С какой стати я тут изображаю меланхолика перед самим собой, когда вполне доволен?! Завтра Ванда будет у меня в постели, и вообще мне хочется спать!» Нет, спать ему совсем не хотелось, и он заколебался, не пойти ли ему к Романо. Все-таки жаль, если все его приготовления пропадут втуне. Но бедняга Романо после целого дня езды в седле, наверное, вконец разбит и теперь спит мертвым сном поперек кровати. Однако не столько жалость к Романо, сколько разбуженная чувственность удержала Константина от этого визита. Сегодня ему нужна была женщина, тело женщины, наслаждение с женщиной. Он вернулся к себе в спальню и, еще не успев ничего толком разглядеть, услышал льющийся из открытого окна, с окрестных холмов, оглушительный треск цикад; от неожиданности он даже приостановился, но тут заметил в своей постели дрожащую в ночной сорочке Мод Мериваль с растрепанными волосами и испуганными, как у маленькой девочки, глазами. К величайшему своему удивлению, Константин, ни секунды не думавший о ней, страшно обрадовался.

– Деточка моя, – спросил он весело, – что это ты тут делаешь?

И, сам того не замечая, прежде чем подойти к кровати, запер дверь на ключ. Нет, ему решительно везет. Одна женщина, самая желанная во всем свободном мире, будет принадлежать ему завтра; другая, самая желанная во всем нацистском мире, будет принадлежать ему через миг. Ему – внуку прусского юнкера! И этих двух женщин разделяли какие-нибудь пятьдесят метров, что, к великому стыду Константина, лишь еще больше возбуждало его. Он быстро пересек комнату, сел в ногах кровати и нежно взглянул на Мод; потом обнял ее. Каждый раз его удивляло, как он может спать с этой маленькой блондиночкой, о которой почти не думал, которую почти не желал. И каждый раз его удивлял собственный пыл; он не догадывался о том, что еда и многие часы, проведенные им в беготне на свежем воздухе, придают ему силы, Константин с давних пор привык объяснять свои редкие печали физическими причинами, а счастливые события – только психологическими.

– Ах ты моя птичка! – сказал он, ласково целуя Мод в щеку. – Я тебя обожаю! Так что же ты здесь делаешь?

И он начал целовать эти белокурые волосы, этот тоненький носик, эту маленькую грудь с острым чувством жалости и нежности, со смутным, поднимающимся желанием.

– Я пробовала… но я не в силах жить без тебя! – простонала Мод ему в плечо. – Нет, больше не в силах! Ах, и смогу ли когда-нибудь? Как ты думаешь, Константин?