Иван надолго задумался.
— Я знаю только, — сказал, наконец, он, тщательно подбирая слова, — что одно время Берг очень интересовался Джоном Ди и всем, что с ним связано.
— Джоном Ди? — переспросил я. Имя показалось мне знакомым, но где и при каких обстоятельствах доводилось его слышать, я так с ходу припомнить не мог.
— Джон Ди, баронет Глэдхилл, — торжественно произнес Иван. — Самая значительная и таинственная фигура Европы XVI века. Он — человек-миф, человек-легенда, человек-загадка, маг и колдун, прорицатель и ясновидец, о нем известно немало, но сведения слишком расплывчаты. Он блистал при всех европейских дворах, вызывая восторг и зависть. Кончил вот только плохо, но не об этом речь. С именем Джона Ди связывают многое, даже слишком многое… Тут и прилюдное превращение свинца в золото… я думаю, именно это изначально и заинтересовало Берга, и тайные закулисные игры, благодаря которым он чуть не стал единовластным монархом, и его отношения с королевой Елизаветой Английской, и многое другое. Личность крайне любопытная!
— Жаль, — печально посмотрел на меня Вик, — когда узнаешь о чем-то слишком поздно. Если бы я знал, что у меня есть такой замечательный родственник…
Я промолчал. Зная Вика, можно было предположить, что даже будь он в курсе существования своего скрытного троюродного дяди, он вряд ли озаботился повидаться с ним. И, хотя Вика сложно было назвать человеком стеснительным, но навязывать свое общество тем, кто в нем не нуждался, он не любил никогда. Если, конечно, не брать в расчет различного рода злодеев, но тут совсем другая история…
— Я почти закончил рассказ, — продолжил Иван. — В то время, когда я готовил свою курсовую работу, случилось одно интересное совпадение, благодаря которому дело приобрело для меня несколько личный характер. Вольфганг Берг обратился в контору отца с просьбой заверить свое завещание. Я присутствовал при их первой и единственной встрече, и мне показалось, что Берг чем-то сильно озабочен. Внешне это почти не проявлялось, но не станет же, думал я, столь сильный маг заниматься такими вещами, как завещание, без особой на то причины. Да еще и составлять его у обычного нотариуса, никак не связанного с Советом. Поговорить с ним мне не удалось, да и вряд ли он рассказал бы мне хоть что-то, но, когда полгода спустя он скончался от разрыва сердца — согласно свидетельству о смерти, — я попросил отца позволить мне принять участие в этом деле. Отец разрешил, и я начал собственное небольшое расследование. Во-первых, я попытался установить, чем конкретно занимался Берг в последнее время. К сожалению, ничего нового я не нашел. Судя по всему, он не занимался ничем особенным, безвыездно находясь у себя дома. Потом я попробовал определить круг его общения, но это тоже ничего для меня не прояснило. Наконец, я изучил отчеты об обнаружении трупа вместе с патологоанатомическими исследованиями и заметил одну интересную деталь, на которую никто не обратил или не захотел обратить внимания.
— И что же это за деталь? — взволнованно подался вперед Вик. История приобретала детективный характер. Во мне стал просыпаться профессиональный интерес.
— Я не знаю точно, как это объяснить, — замялся Иван. — Вольфганга Берга обнаружили в собственном доме, в рабочем кабинете-лаборатории, за столом. Его нашла женщина, занимавшаяся уборкой дома и приготовлением обедов. Единственная прислуга. По ее рассказу, она, как обычно, пришла утром, но в этот раз Берг ее не встретил, как делал всегда. Это показалось ей странным, и она поднялась на второй этаж, где располагались спальня, библиотека и кабинет. Там она его и нашла, после чего вызвала «скорую» и полицию. Рядом с ним на столе лежало расколотое зеркало. Более ничего подозрительного обнаружено не было, хотя, несомненно, лаборатория привлекла бы пристальный интерес, но в Шверине — это тот город, куда мы направляемся, в окрестностях которого проживал ваш дядя, в полиции работает маг-детектив, который вел это дело. Смерть Берга наступила примерно в час ночи. Причины были признаны вполне естественными, никаких следов взлома или присутствия других людей не обнаружили и дело благополучно закрыли. Специальной проверки Совета не проводилось, но не думаю, что она бы что-то выявила. Мне просто могло показаться, я ни в чем конкретно не уверен, но его лицо… было таким… странным. Может быть, я ошибаюсь, но все-таки скажу, даже если вам это покажется смешным. Не все получается складно в этой истории, не все… но это только мои домыслы.
— Слушай, Ваня, — рассердился Вик. — Скажи мне четко и ясно, что тебе показалось неправильным и странным, и позволь нам самим решить, имеет ли это значение!
— Хорошо, — решительно произнес Иван. — Я скажу. Что бы ни говорили другие, но я уверен, что ваш дядя умер не совсем обычной смертью…
— Что значит — «не совсем обычной»? Его укусил дикий пингвин или он съел слишком много таблеток снотворного? Ты же сам сказал, что причины смерти естественные. Так в чем дело? От чего он умер?
Иван ответил:
— Я думаю, что Вольфганг Хосе Берг умер от страха…
Глава 2
«…Шверин, Германия.
20 мая 1978 года.
То, что не дает мне покоя, что сводит с ума всю жизнь, маня возможностями, уже скоро будет осуществлено! Я очень надеюсь на это. Жизнь еще не прошла… но сколько осталось? Не знаю… Может быть, год, может — сто лет. Дело не в цифрах, а в том, что я просто не могу умереть, так и не познав той тайны, к которой шел все эти годы. Иногда я задаюсь вопросом, зачем мне все это? Зачем я посягнул на такие высоты, неподвластные не только обычному человеку, но и знающему магу? Виновата ли в этом извечная гордыня, постоянное стремление объять необъятное и постичь непостижимое, или то, что я, благодаря своему несносному характеру, просто не могу отступить сейчас, когда осталось сделать всего несколько шагов…
Тогда, в Африке, я точно знал, что делать. Когда я блуждал, потерявшись, по джунглям, без малейшей надежды выйти к людям, мысль была только одна — выжить во что бы то ни стало, вопреки всему: предательству друга, опасностям, отсутствию надежды. Выжить и просто жить, наслаждаясь обычными людскими радостями: жениться, завести детей… обязательно собаку, большую и черную. Тогда все было ясно и понятно, но я выжил, прошел через ад, и что? Снова, в который раз, все мои устремления направлены на одно.
Когда в песках Сахары я мечтал о крошечном глотке воды и в который раз давал себе зарок, я клялся всем, что для меня дорого. И после опять не сдержал слова…
Это мой крест, тяжкий, опасный, может быть, невыполнимый… не знаю. Что у меня остается, кроме надежды?
Скоро, как я жду этого! Скоро у меня будет все или не будет ничего. Все должно решиться в ближайшие дни…»
* * *
— От страха? Какие глупости! — герр Штерн недовольно поглядел на Вика. — С чего вы это взяли? А, знаю, опять у моего сына фантазии разыгрались, с ним это бывает временами.