Любовь - читать онлайн книгу. Автор: Тони Моррисон cтр.№ 39

Гида не признавала, но и не отрицала попытки поджога, а я все не могла в толк взять: почему, если взъелась она на него, вымещать пошла на Кристине. Больше это меня не удивляет. Как не удивляет теперь, почему известие о том, что сделала Гида, нисколько не попортило ему настроения. Мэй, естественно, прощать была не расположена; двадцать восемь лет спустя и то ей доставляло удовольствие видеть, как ее врагиня вынуждена кормить ее с ложечки. Это ей было слаще, чем если бы с нею нянчилась дочь; впрочем, дочери этого тоже пришлось со временем отведать.

Когда Кристина вломилась в дом, Гида, понятное дело, ругалась на чем свет стоит, однако рада была поручить Мэй заботам дочки. На случай, как бы Кристина не нашла какую-нибудь работу и не исчезла, Гида сделала все, чтобы у постели матери та оказалась опутанной по рукам и ногам. Сперва я думала, Мэй станет легче оттого, что дочь вернулась, при всем ее разочаровании в ней. Прежде их ссоры были состязаниями в том, кто кого крепче обзовет, а в промежутках, длившихся годами, – ничто, пустота. Так что меня реакция Мэй немало удивила. Она испугалась. Не знала, можно ли доверить дочери подушку. Но Кристина выскочила, как чертик из коробки, с неожиданно проявившимся талантом стряпухи и цветами, которыми заполнила всю комнату, причем, по правде говоря, и то и другое лишь ускоряло движение больной к концу. Что-нибудь с год Кристина изображала из себя блудную дочь, а потом, в одно прекраснейшее утро, Мэй умерла. С улыбкой.

Что означала та улыбка, я не знаю. Ни одной из поставленных целей она не достигла – разве что воткнулся между маленькими девочками Гидой и Кристиной брошенный ею топор войны. Глубоко вошел. Аж земля между ними треснула. Так что, когда Кристина наклонялась к матери смахнуть ей с подбородка крошки, у нее в глазах Мэй видела знакомый огонек. Как и прежде, они шептались о Гиде, напоминали друг другу старые истории – о том, как та хитрила, пытаясь заставить их поверить, будто умеет писать; как упала у нее на пол отбивная из-за неумения пользоваться ножом; как все ее ухищрения с мистером Коузи не смогли заставить его ограничиться только ее постелью; вспоминали и капор, который она умудрилась надеть на его похороны. Наконец-то мать с дочерью подружились! Конец десятилетиям взаимных попреков, злости и ссор из-за Малколма Икса, Преподобного Кинга, событий в Зелме [48] , Ньюарке [49] , Чикаго, Детройте и Уотсе! Закрыт вопрос о том, что лучше для расы, - на него за них обеих ответила Гида, оказавшаяся тем атавизмом, с которым обе боролись. Победить не победили, зато избрали себе общую мишень, и, полагаю, этому-то Мэй как раз и улыбалась тем чудным утречком.

У Гиды пальцы сложились в жадную жменю. У Кристины украсились перстнями. Вот и вся разница. А воевать продолжали, будто бойцы-профессионалы, а не жертвенные животные. Чудовищно.

– Что же ему сказать, ума не приложу!

– Ну, придумай что-нибудь. Только быстро. А то я сама за это возьмусь.

– И что? Ты-то что можешь ему сказать?

– Зачем на ширинке молния. Что такое отцовская ответственность. Какова смертность от СПИДа.

– От СПИДа?

– Кто знает, где она была и с кем? И кто она вообще такая? Ни родных, ни близких, и никто о ней никогда не слышал. Одевается как уличная девка. Ведет себя как, как…

– Она бы на них не работала, если бы что-нибудь с ней было не в порядке. Рекомендации, видать, имеет или там еще что…

– Ты что – в маразме или притворяешься?

– Кто бы говорил.

– У Кристины такая репутация, что отшатнулась бы сама Иезавель [50] , а Гида из Джонсонов, забыл?

– И что бы это значило?

– Как что бы значило? Что в их семье понятия не имеют о морали, готовы попирать ее всяким способом. Что может Гида, вышедшая замуж в зрелом почтенном возрасте одиннадцати лет, знать о морали, воздержании…

– Она за Коузи никогда не бегала, да и Кристине прошлого не прощает. Ты же не можешь судить ее за то, что сделал ее папаша.

– Нет, но зато по этому могу судить о том, каков он – ее папаша. А как насчет того, что она пыталась сжечь дом, в котором жила, – было или нет?

– В это я никогда всерьез не верил.

– Потом, яблочко от яблони недалеко падает. Если они взяли на работу такую девицу, представляешь, что там у них может происходить? Как верить им – что одной, что другой? То, что Гида разрешает Роумену убирать двор, еще не значит, что она шибко переменилась.

– Переменилась в каком плане?

– В том, что она лживая сука, которая людьми манипулирует.

– А я думал, мы поведение Роумена обсуждаем.

– А то нет! Поведение, на которое оказывают влияние одна – бывшая шлюха и вторая – ведьма. Слушай, Сандлер, я не собираюсь тут на ровном месте делаться прабабкой и одновременно бесплатной сиделкой и толстым кошельком для какой-то паршивой мамки-малолетки только из-за того, что ты не знаешь, что сказать четырнадцатилетнему мальчишке. Ведь мы к тому же, между прочим, отвечаем за Роумена. Наша дочь нам его доверила. Она на нас рассчитывает.

Хмыкнув, Сандлер отключил внимание, предоставив жене разворачивать аргументацию дальше, пункт за пунктом. На самом деле он знал, что сказать Роумену, но знал также, что это будет как об стенку горох. Запрет сделает для него все только слаще, жарче, заманчивее. Ведь придется потребовать, чтобы он не просто одной девчонке предпочел другую, а бросил бы ту единственную, к которой получил полный телесный доступ. Все равно что требовать от утки, чтобы она перестала ходить вперевалку. Придется что-нибудь другое выдумать. Презервативы, что ли… Хотя Вайда ждет большего – полного прекращения отношений. Это и само по себе немыслимо, к тому же Роумен, похоже, меняется к лучшему. Не наркоманит, со шпаной не хороводится, на неприятности с полицией никаких намеков, да и дома стал вести себя явно лучше. Но Вайда права. Обстановка в районе изменилась, и времена тоже. Девицу они не знают, не знают и того, что может быть на уме у старух Коузи. Одни сплетни кругом, домыслы да завистливые нападки соседей, знающих не больше их самих. В старые добрые времена все обо всех всё знали. В старые добрые времена ты мог поговорить о сыне или дочери с соседом; женщины, бывало, собирались вместе и устраивали загулявшей девице трепку. Такие штуки не проходили только с Джонсонами. Им, пожалуй, задашь трепку! Они были изгоями – даже и в бухте Дальней, тем более там люди жили друг на друге и каждый чих, каждый косой взгляд становился достоянием всей общины.