Приятно иметь дело с профессионалкой. Он
окончательно в этом убедился, когда по залу поплыл глубокий, с хрипотцой голос,
от которого с первых же нот так и стиснулось сердце:
Что шумишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Низко наклоняясь
Головою к тыну?
Ахимас встал и тихо вышел. Никто не обратил на
него внимания — все слушали песню.
Теперь незаметно пробраться в номер Ванды и
подменить бутылку «шато-икема».
9
Операция прошла до скучного просто. Ничего
кроме терпения не понадобилось.
В четверть первого к «Англии» подкатили три
пролетки: в первой объект с Вандой, в двух других — офицеры, все семеро.
Ахимас (с накладной бородой и в очках, этаким
приват-доцентом) заранее снял двухкомнатный номер, выходивший окнами на обе
стороны — и на улицу, и во двор, где располагался флигель. Свет погасил, чтобы
не заметили силуэта.
Охраняли генерала хорошо. Когда Соболев и его
спутница скрылись за дверью вандиной квартиры, офицеры приготовились оберегать
досуг своего начальника: один остался на улице, у входа в номера, другой стал
прогуливаться по внутреннему двору, третий тихонько проскользнул во флигель и,
видимо, занял пост в прихожей. Четверо остальных отправились в буфет. Видимо,
будут дежурить по очереди.
Без двадцати трех минут час электрический свет
в окнах квартиры погас, и на шторы изнутри легло приглушенное красное сияние.
Ахимас одобрительно кивнул — певичка действовала по всей парижской науке.
Прогуливавшийся по двору офицер воровато
оглянулся, подошел к красному окну и встал на цыпочки, однако тут же, словно
устыдившись, отпрянул и снова принялся расхаживать взад-вперед, насвистывая с
преувеличенной бодростью.
Ахимас не отрываясь смотрел на минутную
стрелку часов. Что если Белый Генерал, славящийся хладнокровием в бою, никогда
не теряет головы и его пульс не учащается даже от страсти? Маловероятно, ибо
противоречит физиологии. Вон как он вспыхнул от вандиных поцелуев в ресторане,
а тут поцелуями не ограничится.
Скорее, возможно, что он почему-либо не
притронется к «шато-икему». Но по психологии должен. Если любовники не
бросаются друг другу в объятья в первый же миг — а прежде чем в будуаре погасла
лампа, прошло добрых двадцать минут, — то им нужно чем-то себя занять.
Лучше всего — выпить бокал любимого вина, так кстати оказавшегося под рукой.
Ну, а не выпьет сегодня — выпьет завтра. Или послезавтра. В Москве Соболев
пробудет до 27-го, и можно не сомневаться, что отныне он предпочтет ночевать не
в своем 47-м номере, а здесь. Рязанское купеческое общество с удовольствием
оплатит земляку этот абонемент — денег на накладные расходы от monsieur NN
получено более чем достаточно.
В пять минут второго Ахимас услышал
приглушенный женский вскрик, потом еще один, громче и длиннее, но слов не
разобрал. Офицер во дворе встрепенулся, бегом бросился к флигелю. Минуту спустя
в окнах вспыхнул яркий свет, и по шторам заметались тени.
Вот и всё.
* * *
Ахимас шел в сторону Театрального проезда не
спеша, помахивал тросточкой. Времени было много. До «Дюссо» семь минут
неторопливым шагом — он еще днем дважды прошел самым коротким маршрутом и
замерил по часам. Пока суета да паника, пока пытаются привести генерала в
чувство, пока спорят — вызывать доктора в «Англию» или сначала для приличия
перевезти к Дюссо, пройдет никак не менее часа.
Проблема была в другом — что теперь делать с
Вандой. Элементарные правила гигиены требовали после операции за собой убрать,
чтобы было чисто. Конечно, никакого следствия и разбирательства не будет — тут
офицеры постараются, да и monsieur NN не допустит. И уж совершенно невероятно,
чтобы Ванда догадалась о подмененной бутылке. Однако если все-таки всплывет
рязанский даритель, если выяснится, что подлинный Николай Николаевич Клонов
никуда из родного лабаза не отлучался, выйдет ненужное осложнение. Как
говорится, береженого бог бережет.
Ахимас поморщился. Увы, в его работе имелись
свои неприятные моменты.
С такими невеселыми, но необходимыми мыслями
он завернул с Софийки в подворотню, очень кстати выводившую в задний двор
«Дюссо», как раз под окна Соболевских апартаментов.
Оглядев темные окна (постояльцы гостиницы уже
давно спали), Ахимас поставил к стене заранее присмотренный ящик. От легкого
толчка окно спальни бесшумно растворилось, лишь чуть звякнул шпингалет. Пять
секунд спустя Ахимас был уже внутри.
Покачал пружину карманного фонарика, и тот
ожил, рассек тьму лучиком света — слабого, но вполне достаточного, чтобы найти
сейф.
Ахимас сунул в замочную скважину отмычку, стал
методично, равномерно поворачивать ее вправо-влево. Во взломных делах он считал
себя дилетантом, но за долгую карьеру чему только не научишься. На четвертой
минуте щелкнуло — это вышел первый из трех пальцев замка. Остальные два заняли
меньше времени — минуты две.
Скрипнула стольная дверца. Ахимас сунул руку,
нащупал какие-то листы. Посветил фонариком: списки с именами, схемы. Наверное,
monsieur NN был бы рад заполучить эти бумаги, но условия контракта похищение
документов не предполагали.
Да и не до бумаг было сейчас Ахимасу.
Его ждал сюрприз: портфеля в сейфе не
оказалось.
10
Всю пятницу Ахимас пролежал на кровати,
сосредоточенно размышляя. Он знал по опыту: когда попадаешь в переплет, лучше
не поддаваться первому порыву, а замереть, застыть, как это делает кобра перед
молниеносным, убийственным броском. Если, конечно, паузу позволяют
обстоятельства. В данном случае позволяли, ибо основные меры предосторожности
были приняты. Минувшей ночью Ахимас съехал из «Метрополя» и перебрался в
«Троицу», дешевые номера на Троицком подворье. От кривых и грязных покровских
переулков было рукой подать до Хитровки, а портфель следовало искать именно
там.
Покинув «Метрополь», Ахимас не стал брать
извозчика. Долго кружил по предрассветным улицам, проверяя, нет ли слежки, а в
«Троице» записался под другим именем.
Номер был грязный и темный, но расположен
удобно, с отдельным входом и хорошим обзором двора.
Произошедшее нужно было как следует обдумать.
Вчера ночью он тщательно осмотрел Соболевские
апартаменты, но портфеля так и не нашел. Зато обнаружил на подоконнике
крайнего, наглухо закрытого окна спальни комочек грязи. Задрал голову вверх —
форточка приоткрыта. Кто-то недавно отсюда вылез.
Ахимас сосредоточенно посмотрел на форточку,
подумал, сделал выводы.
Грязь с подоконника смахнул. Окно, через
которое влез, закрыл.
Из номера вышел через дверь, которую потом
снаружи закрыл отмычкой.