То сентябрьское утро 1872 года начиналось как
обычно. Ахимас позавтракал вдвоем с Азалией. Это была тонкая, гибкая китаянка с
удивительным, похожим на хрустальный колокольчик голосом. На самом деле звали
ее как-то по-другому, но по-китайски имя значило «Азалия» — это сообщили из
агентства. Ее прислали Ахимасу на пробу, как образец восточного товара, который
совсем недавно начал поступать на европейский рынок. Цена была вполовину меньше
обычной, а если бы мсье Вельде захотел вернуть девушку раньше срока, деньги
были бы ему возвращены. В обмен на столь льготные условия агентство просило
знатока и постоянного клиента дать свое авторитетное заключение как о
способностях Азалии, так и о перспективах желтого товара в целом.
Ахимас был склонен дать самую высшую оценку.
По утрам, когда Азалия напевала, сидя перед венецианским зеркалом, в груди у
Ахимаса что-то сжималось, и это ему не нравилось. Китаянка была слишком хороша.
Вдруг привыкнешь и не захочется расставаться? Он уже решил, что отправит ее
раньше срока. Но денег назад не потребует и даст отличную рекомендацию, чтобы
не испортить девушке карьеру.
В два пятнадцать, по всегдашнему обыкновению,
Ахимас вошел в воксал. Он был в пиджаке цвета какао с молоком, клетчатых
панталонах и желтых перчатках. Навстречу завсегдатаю бросились служители, взяли
тросточку и цилиндр. К герру Вельде в игорных домах Рулетенбурга привыкли.
Поначалу воспринимали его манеру игры как неизбежное зло, а потом заметили, что
постоянное удвоение ставок, практикуемое немногословным блондином с холодными
светлыми глазами, распаляет азарт у соседей по столу. И Ахимас стал в игорных
заведениях дорогим гостем.
Он выпил свой обычный кофе с ликером,
просмотрел газеты. Англия и Россия не могли договориться по поводу таможенных
пошлин. Франция задерживала выплату репараций, в связи с чем Бисмарк направил в
Париж угрожающую ноту. В Бельгии вот-вот начнется процесс над Брюссельским
Крысоловом.
Выкурив сигару, Ахимас подошел к столу № 12,
где шла игра по крупной.
Играли трое, и какой-то седой господин просто
сидел, нервно щелкал крышкой золотых часов. Увидев Ахимаса, так и впился
глазами. Опыт и чутье подсказали: клиент. Пришел неслучайно, дожидается. Но
Ахимас не подал виду — пусть подойдет сам.
Через восемь с половиной минут определилась
треть — третья, с 24 до 36. Поставил фридрихсдор. Выиграл три. Седой все
смотрел, лицо у него было бледное. Ахимас подождал еще одиннадцать минут, пока
не обозначился следующий сектор. Поставил золотой на первую треть, с 1 до 12.
Выпало 13. Во второй раз поставил два золотых. Выпало зеро. Поставил четыре
золотых. Выпало 8. Выигрыш 12 фридрихсдоров. Пять золотых в плюсе. Все шло
нормально, без неожиданностей.
Тут седой, наконец, встал. Подошел, вполголоса
осведомился: «Господин Вельде?» Ахимас кивнул, продолжая следить за вращением
колеса. «Я к вам по рекомендации барона де…» (седой назвал имя брюссельского
посредника). Он волновался все больше. Шепотом пояснил: «У меня к вам очень
важное дело…» «Не угодно ли прогуляться?» — перебил Ахимас, убирая золотые в
портмоне.
Седой господин оказался Леоном Фехтелем,
владельцем известного на всю Европу бельгийского банкирского дома «Фехтель и
Фехтель». У банкира была серьезная проблема. «Читали ли вы о Брюссельском Крысолове?»
— спросил он, когда они сели в парке на скамейку.
Все газеты писали о том, что наконец-то
схвачен маньяк, похищавший маленьких девочек. В «Пти-паризьен» было напечатано,
что полиция арестовала «г-на Ф.», владельца загородной виллы под Брюсселем.
Садовник донес, что слышал ночью доносившиеся из подвала приглушенные детские
стоны. Полиция тайно проникла в дом, провела обыск и обнаружила в подвале
потайную дверь, а за ней такое, что, по утверждению газеты, «бумага не вынесла
бы описания этой чудовищной картины». Картина, тем не менее, была обрисована
уже в следующем абзаце, причем со всеми подробностями. В дубовых бочках полиция
нашла маринованные части тел семи из девочек, пропавших в Брюсселе и его
окрестностях за последние два года. Один труп был совсем свежий, со следами
неописуемых истязаний. Всего за последние годы бесследно исчезли четырнадцать
девочек в возрасте от шести до тринадцати лет. Несколько раз видели, как
прилично одетый господин с густыми черными бакенбардами сажает в свой экипаж маленьких
торговок цветами и папиросами. Один раз свидетель слышал, как человек с
бакенбардами уговаривал 11-летнюю цветочницу Люсиль Лану отвезти к нему домой
всю корзину, обещая за это показать ей механическое пианино, которое само
играет чудесные мелодии. После того случая газеты перестали звать монстра
«Синей Бородой» и окрестили «Брюссельским крысоловом», по аналогии со сказочным
Крысоловом, заманивавшим детей звуками волшебной музыки.
Про арестованного г-на Ф. сообщалось, что это
человек из высшего общества, представитель золотой молодежи. У него,
действительно, были густые черные бакенбарды, а на вилле имелось механическое
пианино. Мотив преступлений ясен, писала «Ивнинг стандард» — извращенное
сладострастие в духе маркиза де Сада. Дата и место судебного процесса уже
определились: 24 сентября в городке Мерлен, расположенном в получасе езды от
бельгийской столицы.
«Я читал про Брюссельского Крысолова», —
сказал Ахимас и взглядом поторопил надолго замолчавшего собеседника. Тот, ломая
усыпанные перстнями пухлые руки, воскликнул: «Г-н Ф. — это мой
единственный сын Пьер Фехтель! Его ждет эшафот! Спасите его!»
«Вас неверно информировали о роде моей
деятельности. Я не спасаю жизнь, я отнимаю ее», — улыбнулся тонкими губами
Ахимас. Банкир горячо зашептал: «Мне сказали, что вы творите чудеса. Что, если
не возьметесь вы — значит, надежды нет. Умоляю вас. Я заплачу. Я очень богатый
человек, господин Вельде, очень».
Ахимас после паузы спросил: «Вы уверены, что
вам нужен такой сын?» Фехтель-старший ответил без колебаний, было видно, что
этот вопрос он уже задавал себе сам: «Другого сына у меня нет и не будет. Он
всегда был непутевым мальчиком, но душа у него добрая. Если мне удастся
вызволить его из этой истории, он получит урок на всю жизнь. Я виделся с ним в тюрьме.
Он так напуган!»
Тогда Ахимас попросил рассказать о предстоящем
процессе.
«Непутевого» наследника должны были защищать
два самых дорогих адвоката. Линия защиты строилась на доказательстве
невменяемости обвиняемого. Однако, по словам банкира, шансов на благоприятный
вердикт медицинских экспертов мало — они так ожесточены против мальчика, что
даже не согласились на «беспрецедентно высокий гонорар». Последнее
обстоятельство, кажется, потрясло господина Фехтеля-старшего больше всего.
В первый день процесса адвокаты должны были
объявить, признает ли их подзащитный себя виновным. Если да — приговор вынесет
судья; если нет — решение будут принимать присяжные. В случае, если
психиатрическая экспертиза сочтет Пьера Фехтеля ответственным за свои поступки,
защитники рекомендовали пойти по первому пути.