Смерть Ахиллеса - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 15

Надворный советник приложил ладонь к накрахмаленной груди с орденом.

— Совершенно не терпящие отлагательства. Владимир Андреич, тут, изволите ли видеть, сметочка на окончание росписи Храма. Предлагаю дать заказ господину Гегечкори, преславный живописец, и образа мыслей самого похвального. Сумму запрашивает немалую, но ведь и сделает в срок — человек слова. Вот здесь бы подпись вашу; и считайте, что дело исполнено.

Петр Парменович ловко подложил губернатору бумагу, а сам уж тянул из папочки следующую.

— А это, Владимир Андреич, проект на прорытие подземного метрополитена по примеру лондонского. Подрядчик — коммерции советник Зыков. Большое дело. Я имел честь вам докладывать.

— Помню, — буркнул Долгорукой. — Метрополитен еще какой-то выдумали. Денег-то много надобно?

— Пустяки-с. Зыков на изыскательские работы всего и просит полмиллиончика. Я смету смотрел — толковая.

— «Всего», — вздохнул князь. — С каких это богатств для тебя, Петька, полмиллиона пустяком стали? — И, заметив взгляд Фандорина, удивленного столь фамильярным обращением губернатора с начальником секретного отделения, пояснил. — Я с Петром Парменовичем по-свойски, по-родственному. Он ведь у меня в доме вырос. Моего покойного повара сынок. Вот бы Пармен, царствие ему небесное, послушал, как ты, Петруша, миллионами-то швыряешься.

Хуртинский зло покосился на Эраста Петровича, видно, недовольный напоминанием о своем плебейском происхождении.

— И вот еще касательно цен на газ. Я, Владимир Андреич, докладную записочку составил. Хорошо бы в целях удешевления уличного освещения тариф понизить. До трех рублей за тысячу кубических футов. И так много берут-с.

— Ладно, давай свои бумажки, в карете прочту и подпишу. — Долгорукой встал. — Пора ехать, пора. Негоже заставлять высокую особу дожидаться. Идемте, Эраст Петрович, дорогой потолкуем.

В коридоре Фандорин почтительнейше осведомился:

— А что, ваше сиятельство, разве государь не пожалует? Все-таки не кто-нибудь умер, сам Соболев.

Долгорукой искоса посмотрел на коллежского асессора и значительно произнес:

— Не счел возможным. Брата послал, Кирилла Александровича. А почему — не нашего ума дело.

Фандорин только молча поклонился.

«Потолковать» дорогой не довелось. Когда уже сели в карету — губернатор на мягкие подушки, Эраст Петрович напротив, на обтянутую кожей скамейку, дверца вдруг снова распахнулась, и, кряхтя, влез князев камердинер Фрол Ведищев. Бесцеремонно уселся рядом с князем и крикнул кучеру:

— Трогай, Мишка, трогай!

Затем, не обращая на Эраста Петровича ни малейшего внимания, развернулся к Долгорукому.

— Владимир Андреич, я с вами, — объявил он тоном, не допускавшим возражений.

— Фролушка, — кротко молвил князь. — Лекарство я выпил, а сейчас не мешай, у меня важный разговор с господином Фандориным.

— Ничего, подождет разговор ваш, — сердито махнул деспот. — Что вам за бумажки Петька подсунул?

— Да вот, Фрол. — Владимир Андреевич раскрыл папку. — Заказ художнику Гегечкори на завершение росписи Храма. Уж и смета составлена, видишь? А это — подряд купцу Зыкову. Будем под Москвой железную дорогу рыть, чтоб быстрей доехать всюду было. И еще — о снижении цен на газ.

Ведищев заглянул в бумаги и решительно объявил:

— Нечего Храм Гегечкори этому отдавать, он прохвост известный. Лучше бы кому из наших, московских, отдали. Им тоже жить надо. Оно и дешевле будет, и красотой не хуже. Где деньги-то возьмем? Нет ведь денег. А Гегечкори Петьке вашему дачу в Алабине разрисовать обещал, вон Петька и старается.

— Так ты думаешь, не стоит заказ Гегечкори давать? — задумчиво спросил Долгорукой и убрал бумагу вниз.

— Нечего и думать, — отрезал Фрол. — Да и метрополитен этот — дурь одна. На кой дыру в земле копать и паровоз туда запущать? Только казенные деньги на ветер выкидывать. Ишь чего удумали!

— Ну, тут ты не прав, — возразил князь. — Метро — дело хорошее. Вон у нас движение какое — еле ползем.

И правда: губернаторская карета застряла у поворота на Неглинную, и сколько ни бились конвойные жандармы, никак не могли расчистить дорогу, по случаю субботы сплошь забитую телегами и повозками охотнорядских торговцев.

Ведищев покачал головой, словно князь и сам должен был понять, что зря упрямится.

— Да ведь гласные в Думе скажут, совсем Долгорукой из ума выжил. И питерские вороги тож не преминут. Не подписывайте, Владимир Андреич.

Губернатор сокрушенно вздохнул, отложил и вторую бумагу.

— А с газом что же?

Ведищев взял докладную записку, отодвинув подальше, зашевелил губами.

— Это ладно, можно. Городу выгода, и москвичам облегчение.

— Вот и я так думаю, — просветлел князь, раскрыл прикрепленный на дверце пюпитр с письменным прибором и поставил размашистую подпись.

Потрясенный этой невероятной сценой Эраст Петрович изо всех сил делал вид, что ничего особенного не происходит, и с повышенным интересом смотрел в окошко. Тут как раз подъехали к дому княгини Белосельской-Белозерской, где остановились герцог Лихтенбургский и его супруга, урожденная Зинаида Дмитриевна Соболева, получившая в морганатическом браке титул графини Мирабо.

Эраст Петрович знал, что Евгений Лихтенбургский, генерал-майор русской гвардии и шеф потсдамских лейб-кирасиров, приходился родным внуком императору Николаю Павловичу. Однако знаменитого василискова взгляда герцог от грозного деда не унаследовал — глаза его высочества были цвета голубого саксонского фарфора и смотрели через пенсне мягко, учтиво. Зато графиня оказалась очень похожа на своего великого брата. Вроде бы и стать не та, и осанка отнюдь не воинственная, и овал лица нежен, а синие глаза точь-в-точь такие же, и порода та самая, безошибочно Соболевская. Аудиенция с самого начала пошла вкривь и вкось.

— Мы с графиней приехали в Москву совсем по другому деву, а тут такое несчастье, — начал герцог, премило картавя на твердом «л» и помогая себе взмахами руки, украшенной старинным сапфиром на безымянном пальце.

Зинаида Дмитриевна не дала мужу договорить:

— Как, как это могло случиться?! — вскричала она, и по очаровательному, хоть и распухшему от рыданий лицу потоком хлынули крупные слезы. — Князь, Владимир Андреевич, горе-то какое!