— Хорошо. Все, что я тебе говорил — правда. И мое имя, и моя история, и то, что я рассказывал о родителях — все это было. В этой жизни. Но я прожил их уже великое множество, не одну тысячу перерождений. И я помню их. Включая самое первое. Таких, как я, в Мироздании мало — я сам и два десятка моих учеников. Тогда я был молод и еще не понимал, на что обречен и на что обрекаю их, иначе учеников бы у меня не было — я просто не взял бы на себя такую ответственность. Нас называют по-разному, но чаще всего — Вдыхающими Жизнь. Мы бесконечно перерождаемся, и в каждом перерождении наступает определенный момент, когда мы начинаем чувствовать свою Связь с каким-либо разумным мира, в котором родились на сей раз. Природу этой связи невозможно объяснить, она просто есть. Тот или та, с кем я связан — всегда значимы для конкретно этого мира, как минимум. Великие императоры и ученые, властители и философы, маги и боги… кого только не было. Связь… она заключается в том, что Вдыхающий принадлежит тому, с кем связан. Душой, телом и разумом. Любой твой приказ, любое твое желание — для меня закон. Не знаю, как мои ученики сейчас, но раньше я был единственным, кто научился обходить это правило в том случае, если действия человека, с которым я связан, причиняли миру недопустимый, с моей точки зрения, вред. Помнишь, ты спросил меня, буду ли я на твоей стороне, если ты решишь уничтожить разумную расу? Я тогда сказал, что лучше убью тебя, чтобы не позволить тебе нанести такой страшный вред своей душе, а после покончу с собой, потому что не смогу жить без тебя.
— Да, я помню, — ошарашено пробормотал Этьен.
— Собственно, это был пример того, как я могу обходить основной закон моего существования.
— Я понял…
— У меня были разные перерождения в разных мирах. Из одного такого перерождения я узнал понятие пистолета, из другого — эту песню, из третьего… в общем, я много знаю. Иногда слишком много для одного меня, — Кёрнхель невесело улыбнулся. — Вот такая вот история. Веришь?
— Верю, — уверенно ответил Хранитель. Он и правда верил. И теперь, когда некоторые странности были объяснены, пусть даже и столь невероятным образом, он снова доверял другу. Да, именно другу — что бы там Кёрнхель не говорил насчет принадлежности, для цивилизованного человека семнадцатого века это означало рабство, а принять друга, как раба… нет уж, увольте!
— Спасибо, — серьезно проговорил Кёрнхель. — Ты не представляешь, что для меня это значит.
— Не представляю, — честно согласился аристократ. — Только… можно спросить?
— Да, конечно.
— Кто я для тебя? Просто тот, кому ты принадлежишь из-за этой твоей… Связи, или все же друг? — решился граф. Он чувствовал, что не смог бы держать этот вопрос в себе долго, а раз уж сейчас пошел такой откровенный разговор, глупо было бы не спросить.
На сей раз полуэльф молчал около минуты. А когда заговорил, то старался не смотреть Этьену в глаза.
— Ты для меня нечто гораздо большее, чем друг. И уж, конечно, не просто хозяин, которому я принадлежу. Я не знаю, как правильно сформулировать, чтобы не задеть тебя…
— Скажи, как есть. Думаю, я пойму.
— Хорошо, — он резко выдохнул, как перед прыжком в холодную воду. — Я…
— Вот вы где, господин Этьен! — оборвал Кёрнхеля звонкий голос Найчелла да Ульгене. — Мне срочно нужно с вами поговорить!
— Это настолько срочно? — поморщился Хранитель.
— Да! Это… это касается Покровителей, — значительно тише добавил молодой человек.
— И что же случилось с Покровителями? — Этьен изо всех сил старался спрятать досаду.
Найчелл несколько секунд смотрел на графа, словно бы решаясь… а потом быстро и тихо выдохнул:
— Они хотят вас убить!
Двенадцатая глава
Аенгрост, Аргонрадская Федерация
Аре-о-Ката Дирити, вартен полиции
20 день хатена, год 528 (летоисчисление местное)
Сколько не говори о преимуществах демократии, при более детальном изучении этого государственного строя становится ясно, что выборная власть — отнюдь не панацея для народа. Слишком многое зависит от результатов выборов, а их обычно выигрывает тот, кто вложил наибольшее количество денег в свою предвыборную кампанию. Таким образом, к власти зачастую приходят те, кто заботится больше о собственном благосостоянии, нежели о нуждах государства и народа. Но также следует признать, что панацеи как таковой не существует не только в медицине, но и в политике. Любой государственный строй имеет ряд недостатков. Монархическая страна может пострадать в случае, когда на престол восходит слабый, безвольный монарх. У близкого к идеалу коммунизма только один недостаток, но напрочь перекрывающий все достоинства — его невозможно построить. Ну а если говорить о диктатуре, то можно вывести целый ряд ее минусов. Мало того, что все государство зависит только от личностных качеств диктатора, так еще и диктатура практически всегда создается на военной основе и плохо приспособлена для мирной жизни. Но у диктатуры есть одно достоинство, каковым не обладает ни монархия, и демократия, ни даже коммунизм — жесткая система данного государственного строя позволяет почти при любых обстоятельствах удержать страну от распада, революции и всего тому подобного — разумеется, если поводом для революции не послужила эта самая диктатура.
Профессор Лар-и-Норэй ро Неве Ранато
Из лекции «О государстве и его структуре»
* * *
Отключив питание компьютера, Аре откинулась на спинку стула. Она безумно устала за последние две недели, прошедшие с ее переэкзаменовки, по результатам которой ее неожиданно повысили сразу на два звания и тут же назначили начальником отделения полиции, в котором мирра работала. Женщина без промедления начала вникать в свои новые обязанности — и пришла в ужас, осознав, как же все запустил ее предшественник. К сегодняшнему дню, кажется, удалось разобраться с проблемами, которые требовали скорейшего решения, но впереди было еще столько работы…
Вот только вартену не давал покоя один вопрос, возникший при детальном анализе всего происходящего в последний месяц в комитете полиции. И ведь только в зависимости от ответа на этот вопрос она могла решать, как действовать дальше. Но дать ответ мог только один мирр, Сен-о-Летер ро Дейне Солано, действующий министр полиции. Правда, пробиться к нему будет нелегко — но трудности Аре не пугали.
Встав из-за стола, мирра налила себе чашку обжигающе крепкого тарра, сделала несколько глотков, чувствуя, как бодрящее тепло разливается по всему телу, и решительно взялась за коммуникатор, выданный ей одновременно с назначением на должность. Начала было набирать номер… но неожиданно для самой себя сбросила вызов и выбрала из списка телефонной книги другого абонента.
— Я слушаю, — спокойно отозвался Рик.
— Привет, это я, — Аре улыбнулась, услышав серьезный голос старшего приемного сына.