Солнце, пробивавшееся яркими лучиками сквозь щели в ставнях, заглядывает ко мне обычно около восьми утра. То есть выпихивать Кароля в окно было уже непоправимо поздно.
Быстро одевшись, я нещадно затрясла мужчину за плечо.
— Ты почему не ушел?!
— Проспал, — ответил Кароль легко и лживо. Глаза его, хоть и обведенные темными кругами, были абсолютно ясными. Ах ты… паршивец! Кусая губы от раздражения, я наскоро привела в порядок волосы. Успеху не способствовало и то, что, заложив руки за голову, он все время за мной наблюдал.
Уходя, я пригрозила Каролю:
— Чтоб ни движения, ни звука! — шагнула на лестничную площадку, поколебалась и всунула голову в дверь: — И можешь воспользоваться моим ночным горшком.
Дама Грильда привыкла, что я частенько принимаю пищу у себя, ссылаясь на головную боль (а на самом деле сбегая от ее бесконечной болтовни). Так что главная трудность сейчас состояла в том, чтобы, не привлекая внимания, набрать еды в два раза больше…
Кароль сидел в кресле у окна. Я опустила на стол поднос и молча прикрыла ставню.
— Но так я ничего не увижу! — запротестовал Кароль.
— Главное, что не увидят тебя!
Он широко улыбнулся.
— Беспокоишься обо мне?
— Нет, лишь о своем добром имени, — сухо отозвалась я. Откуда знать мужчине — тем более такому, — насколько молодой одинокой женщине следует быть осторожной и осмотрительной, чтобы ее репутация оставалась безупречной? Ведь в мужчине ценятся качества прямо противоположные.
После завтрака Кароль умильно заглянул мне в глаза:
— Эмма, я хочу попросить тебя еще об одном одолжении…
А разве он меня вообще о чем-то просил? Просто нагло вторгся в мой дом и в нем остался.
— Вероятно, чтобы я нашла тех убийц? — холодно предположила я, составляя пустую посуду на поднос.
— Не сомневаюсь, что у тебя бы это получилось! Нет, лишь передать весточку одному моему приятелю.
— Чтобы он тоже сюда заявился?! Я тебя-то уже не знаю, как выпроводить!
— Я уйду сегодня ночью, — успокоил меня Кароль. — Но кое-что нужно сделать уже сейчас. Не волнуйся, Эмма, мой друг — человек предприимчивый и что-нибудь да придумает!
Обещал баклан ставриде, что все будет в лучшем виде! По указанию Кароля я свистнула на улице первому же босяку-мальчишке, сунула ему записку с ломаной монетой и велела отдать «грудастой Марии» в кабаке с говорящим названием «Пьяная бочка».
Приятель Кароля не торопился. Время тянулось медленно, потому что я вынужденно осталась дома: ведь дама Грильда имеет привычку наведываться в мое отсутствие ко мне в комнату, дабы «удостовериться, что милой Эмме уютно и удобно». Когда же я работаю дома, хозяйка наверх не поднимается, поскольку не выносит запаха растворителя.
Кароль молчал и почти не двигался — мы опасались острого слуха Грильды. Но его присутствие все равно раздражало и беспокоило меня, ведь маленькая тесная комната — совсем другое, чем площадь с множеством людей… Кароль наконец прикрыл глаза и задремал. А я, перестав нервничать, смогла закончить марину, пристроенную на настольном мольберте.
Но вместо того, чтобы начать следующий заказ, принялась рассматривать спящего. Потом взялась за карандаш…
Когда наконец звякнул колокольчик на входной двери и проснувшийся Кароль вздрогнул, я лишь досадливо дернула плечом: ну что вы мне мешаете! Кровать вокруг меня была усыпана листами с набросками. Кароль подался вперед, вслушиваясь, и лишь тогда я обратила внимание на голоса внизу.
— Эмма, милая! — позвала хозяйка. — Спуститесь на минуточку, пожалуйста!
Я глянула на Кароля — тот утвердительно прикрыл темные веки — и отложила наброски.
Визит представителя власти в форме может порадовать лишь такую общительную особу, как дама Грильда. Да еще с подобными нашивками… Я машинально пересчитала их и встретилась взглядом с оловянно-серыми глазами мужчины.
— Вот и моя жиличка! — продолжала щебетать хозяйка. — Эмма, это наш полицмейстер, Эрик Фандалуччи.
Склонил рыжеватую, начинающую лысеть голову.
— Весьма польщен.
— Очень приятно, — машинально ответила я.
— Эмма, господин Фандалуччи рассказал мне ужасную историю! Из тюрьмы сбежал опасный преступник. Теперь полиция показывает его дагерротип всем жителям города…
Я взглянула на изображение, смутно ожидая увидеть физиономию Человека С Птицей. Но нет, преступник походил на сотню подобных объявлений с заголовком «Разыскивается». Когда я качнула головой, полицмейстер взял мой локоть кандально-твердыми пальцами.
— Я слышал, что вы художница, дама Эмма, а значит, у вас великолепная память на лица. Потому мне все-таки придется задать вам несколько вопросов. Вы не возражаете, дама Грильда, если я задам их наедине?
По лицу дамы Грильды было видно, что она возражает и еще как. Господин полицмейстер успокоил ее обещанием заглянуть после на чашечку чая, а значит, она сможет-таки вдоволь поужасаться и посплетничать. Фандалуччи плотно прикрыл за нехотя ретировавшейся хозяйкой дверь и поглядел на меня.
— Поднимемся к вам в комнату?
— У меня не прибрано, — отозвалась я, не трогаясь с места.
— Не дурите, — произнес полицейский одними губами. — Мы получили записку. Где он?
Так значит, Кароль опутал своими сетями и полицию?
— Ну что, доигрался?! — рыкнул Фандалуччи с самого порога.
Раненый, сидевший закинув ногу на ногу в кресле, лишь руками развел, как бы говоря: ну что теперь поделаешь?
— Мы из-за тебя все на ушах! Ты ранен? Ты успел их запомнить?
— Рана пустяковая, — Кароль улыбнулся мне, — Эмма прекрасно обо всем позаботилась. Я их не узнал и не запомнил. Но город они точно знают очень плохо.
Все-таки полицейский сумел выудить из него множество мельчайших подробностей — даже те, которые Кароль, кажется, и сам не помнил.
— И какие у тебя догадки?
Кароль послал приятелю предостерегающий взгляд — мол, рядом имеются посторонние уши! Фандалуччи глянул на меня, но я успела возмутиться прежде, чем мне приказали убраться из собственной комнаты:
— Ну уж нет, я никуда не уйду! Обсуждайте свои делишки в другом месте!
Полицмейстер захлопнул рот и изумленно повернулся к Каролю:
— Делишки?
Тот откровенно веселился. Сообщил:
— Кстати, Эрик, моя добрая спасительница тоже из Фьянты, так что вы земляки.
— Вот как? А позвольте узнать вашу фамилию, дама Эмма?
— Торенц. Эмма Торенц. Но я вовсе не из Фьянты, я лишь училась там.
— А откуда же вы родом?