Насельники с Вороньей реки - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Кречмар cтр.№ 30

Обиталищем была холодная прибранная двухкомнатная квартира. Судя по минимуму обстановки, хозяин её действительно покинул Хихичан навсегда. Квартира в Хихичане даже в лучшие времена не стоила больше штуки баксов, потому, видимо, Свиридов и был приставлен за ней следить. Пожизненно. Интересно, что произойдёт раньше – развалится этот пятиэтажный блочный дом или помрёт Свиридов? Я бы поставил на первое.

Лена, как кошка, проверила все углы, воду в туалете и ванной и наличие электричества.

– Нет тепла и горячей воды, – сообщила она и вопросительно поглядела в глаза.

Я нашёл двадцатилитровый бак и воткнул в него спираль-нагреватель.

– Здесь уже лет десять нет горячей воды. Ещё счастье, что свет есть.

Лена поплескалась с дороги в тёплой воде, я уложил её на продавленный диван, укутал спальным мешком и стал ждать Свиридова.

Прежде всего я отдал ему пачку писем.

Он повертел их в руках, а затем начал рассказывать.

Судя по всему, зимой вокруг Вороньей реки ничего не происходило.

– Как ты думаешь, сто тысяч – это достаточная сумма, чтобы удрать оттуда не оглядываясь?

– Кому как, – задумался Свиридов. – На Кубани, откуда Чохов, на такие деньги особенно ничего не купишь. Так, неплохая прибавка к пенсии. Необходимость пахать дальше в поте лица своего она не отменяет. То же и для метеостанщика. Что до Салькина, то он без паспорта вообще никуда деться не может. Далее – ламуты. Если сумма в рублях, то им это ещё нормально. Если же она вся с портретами американских президентов, то, скорее всего, мы никогда об этих деньгах не узнаем. Их сложат в какое-нибудь потайное место, и хорошо, если эти деньги вытащат их праправнуки через триста тысяч лет. Я у Сеньки Николаева в обращении даже царское золото видел. То есть шлёпнуть-то они его, конечно, могли, но не из-за денег. И деньги эти они бы немедленно заховали.

– Ну, по твоим словам, деньги бы эти заховал любой местный житель.

Свиридов удручённо покачал головой:

– О том и речь. Так о каком документе ты мне говорил?

Я покачал головой точно так же, как за несколько секунд это сделал Свиридов.

– Эта штука нам поможет ещё меньше. Я думаю, что убийца просто-напросто спалил его в печке, или что там у него было поблизости, где он потрошил шмотки. Его нельзя использовать без участия кого-либо из участников соглашения. Это тебе не акции на предъявителя. Мне понятно лишь одно: одна из сторон заинтересована в том, чтобы найти договор и держать его при себе, а вторая отнюдь не против того, чтобы оно растворилось в прошлом.

– Я сильно много не понял про эти твои акции, – усмехнулся Свиридов. – Но ведь вторая сторона – Равтытагин? Он-то здесь совсем неподалёку.

– Но не в тундре. И те же Дьячковы – не помощники Равтытагину.

Потому что Равтытагин – чукча, а Дьячковы – эвены. Для подавляющего большинства городских людей северные жители не отличались один от другого, но это было совсем не так. Эвены, они же ламуты, искренне ненавидели чукчей и считали, что территория Чукотского автономного округа, на одну треть населённая эвенами, совершенно несправедливо называется Чукоткой. Не говоря о том, что во времена казаков-первопроходцев она на девять десятых была заселена юкагирами. Которые соседей в грош не ставили и в итоге их дружно истребили. А потом держава долго хороводилась с чукчами, но так и не заставила их платить ясак. И из-за нерентабельности древняя Анадырская крепость была ликвидирована, а администрация – вывезена.

А вы всё – апачи, апачи…

Так что ни Равтытагин никогда не обратился бы за помощью к эвенам, ни они не согласились бы помогать ему. Особенно когда речь шла об увеличении благосостояния приморских чукчей и об убийстве.

– Так что этот документ или спрятан вместе с деньгами, или сгорел… – резюмировал Свиридов. – И мы всё равно вернулись туда, откуда начали.

– Одно мне не понятно. Это одно – оно же самое главное, – сказал он чуть позже. – Что надо было сделать человеку, чтобы ему потребовалось пустить пулю в голову – совершенно расчётливо.

– А я не понимаю, почему тело не спрятали, – откликнулся я.

– Да ну, – рожу старого милиционера искривила усмешка. – А ведь это напрямую смыкается с твоей специальностью… Охотовед хренов.

– Медведи?

– Ну конечно. Вообще, настоящее чудо – то, что костяк сохранился так долго. Видимо, воняет не по-местному.

– Не факт, что он сейчас нас там ожидает. Росомахи могли растащить его уже этой зимой.

– Там до скелета надо пробиваться через несколько слоев синтетики, – хмыкнул Свиридов. – Максимум череп сгложут. Хотя если он пролежал там прошлую зиму, то уж никогда не стронется с того места.

– Так что, будем его находить? – задал я основной вопрос этого вечера.

– Тебе сильно нужны эти деньги? – посмотрел на меня пристально Свиридов.

– Пять тысяч евро? Они б, конечно, не помешали. Но я не уверен, что они стоят того гвалта, который поднимется вокруг.

– Ты вроде бы говорил о десятке?

– Половина твоя, – я рассмеялся. – Али ты не милицанер?

– Милицанер, – согласился Свиридов. – И потому ответственно тебе заявляю: пятёра евро не стоит этого геморроя. Я тебе скажу, и десятка его не стоит.

– Стало быть, надо его прикопать, – я пожал плечами. – Как-то он нехорошо там на юру лежит.

– Насчёт этого можешь не сомневаться. Я его неглубоко, но зарыл. Насколько мерзлота позволила. И столбик поставил. Ну что, выпьем, что ли, за этого бедолагу?

Мы выпили не чокаясь. Кто бы ни застрелил Алексея Протасова, он это сделал по одной, и в общем-то вполне очевидной, причине. Они разговаривали на разных языках, и Алексей слишком стремился навязать другому человеку своё миропонимание. Справедливо рассуждая, я понимал, что каждый из насельников Вороньей реки был способен на этот выстрел. Да что там – и я, и капитан Свиридов также были способны на это.

Мы снова выпили не чокаясь и постарались забыть странного пришельца, погибшего в устье реки Имлювеем.

– Чего это за девчонка к тебе прицепилась? – спросил Свиридов после третьей. – Ничего девка, только какой-то у неё странный сдвиг на почве наших аборигенов. Надо ей мозги на место поставить.

– Давай лучше этим я буду заниматься, ага?

– Но ведь на Западе проблемы коренного населения решаются, – вздохнула Лена. – Так что же у нас есть такого, чего мы не можем решить?

– Да не сильно-то это решается и на Западе. Видишь ли, что мы, что американцы, что шведы с финнами – мы люди греко-романской культуры. Причём культуры земледельческой в основе своей. А люди, которых мы пытаемся окормить, – люди охотничье-животноводческой культуры. То есть между нами и северными аборигенами, равно как и индейцами, – противоречие мировоззренческое. И в общем-то сути его никто из умных людей так и не смог сформулировать. Понимают – да, а сформулировать – не очень. Мы все знаем, что мы – иные, – тут я демонстративно употребил термин из российской фантастики, – при этом определить «точки разлёта» между нами и, скажем, чукчами или коряками, ведущими естественный образ жизни, так никому не удалось. В комнате, где приходилось ночевать Протасову, я видел книги Торо и Эмерсона – совершенно стандартная литература для людей, интересующихся решением экологических проблем. Типовой набор, так сказать. Но при этом оба были людьми, бесконечно далёкими от естественного образа жизни, который вели те же индейцы рядом с ними. Например, нам трудно, почти невозможно понять, что смысл жизни каждого мужчины-индейца активного возраста составляла война. И в общем-то те действия американских первопоселенцев, которые нам здесь, в центре Москвы, кажутся варварским геноцидом, с точки зрения тех же первопоселенцев были совершенно оправданны.