Дочка, не пиши! - читать онлайн книгу. Автор: Катерина Шпиллер cтр.№ 50

И вот это все мои критики называют тяжелой жизнью? Может быть, с точки зрения какой-нибудь Вандербильдихи, это и было невыносимо, но для советской женщины – большая удача.

Большинство советских людей поколения матери или старше прожили по-настоящему тяжелую жизнь, и многим из них при этом удавалось сохранить в себе все необходимые человеческие качества. Кто-то воевал, кто-то терял родных, сидел в лагерях… Приведу в пример деда моего мужа. Трудно представить себе судьбу страшнее.

Он из нищей еврейской семьи, которая благодаря сильному характеру матери поднялась на ноги – родители стали печь хлеб, а дети разносить его по домам. Это позволило дать детям образование. Дед прошел войны, какие выпали его поколению в ХХ веке, – и I мировую, и Гражданскую, и Отечественную. К 30 годам отмороженные ноги и легкие, цинга, из-за которой выпали все зубы. Смерть первого ребенка во младенчестве, рождение долгожданного сына, а потом и дочери. Когда началась Великая Отечественная, сын, несмотря на инвалидность по зрению (сама видела этот документ), ушел с последнего курса медицинского института на фронт (заткнулись бы, наконец, подонки, которые любят сочинять, что евреи не воевали!). Он погиб в ноябре 41-го под Ленинградом, оставив юную жену и крохотную дочку.

Очень скоро эта малышка, единственное, что осталось от погибшего любимого сына, умерла в эвакуации – ее нечем было кормить, после получения похоронки молоко у матери пропало, а достать что-то подходящее для ребенка было невозможно.

Женина бабушка, между прочим, военврач в звании майора, получившая в самом начале войны контузию и ставшая инвалидом, узнав о гибели сына, буквально сразу превратилась в глубокую старуху. После войны эта женщина недолго прожила, горе сломило ее… Она была хорошим человеком, все, кто ее знал, вспоминали о ней лишь добрым словом.

Дед был военным, генералом. В 48-м году во время известной антисемитской кампании по «чистке» кадров он был отправлен в отставку. Дед дожил до 1972 года. Он обожал своего единственного внука, всегда был заботливым, добрым и светлым человеком. И по сей день у Жени увлажняются глаза, когда он вспоминает о деде – лучшем человеке, который был в его жизни.

По мнению защитников Галины Щербаковой, тяжелая жизнь должна сделать человека жестоким и злобным, мучителем близких. Во всяком случае способствовать этому и оправдывать это. На самом же деле все совсем не так. Аморальному и неумному человеку не нужны никакие особые условия, чтобы проявлять эти свои качества. Они в равной мере могут наблюдаться и у тех, кого жизнь не баловала, и у тех, кто особых трагедий не испытывал.

200 миллионов человек в советской стране жили тяжело. Некоторые просто тяжело, а многие – невыносимо. И горестей на три поколения выпало немерено! Так вот, Галина Щербакова относилась к той части, которой было не тяжелее, чем прочим, а во многом значительно легче. Но моя мать умела виртуозно убеждать не очень сведущих и не умеющих критически мыслить людей, что самый несчастный и обделенный на свете человек – именно она. Что ей тяжелее, чем всем советским женщинам, вместе взятым. Что именно она несет на себе крест всех грехов человечества и тяжесть его невыносима. Да, это она умела. Такой она себя подавала публике. Особенно не очень взыскательной.

Предвижу вопросы: а ты сама какого черта жалуешься? У тебя, что ли, такая уж тяжелая судьба? Отвечаю. Я прекрасно знаю, что огромному количеству людей приходится ой как несладко. Поэтому я безо всяких обобщений рассказала в книге только о своей, персональной беде, о своих личных проблемах, в которых утопала и путалась. И ни разу я не утверждала, что моя судьба самая трудная на свете, что мне хуже других пришлось. У каждого свой ад, у каждого свои беды. Как нельзя обобщать, так нельзя и выделять себя как нечто особенное и уникальное. Кроме того, я никогда не прикрывалась своими проблемами, как щитом, как оправданием своих поступков, принесших кому-то зло. И вообще, моя позиция, моя книга – это не нападение, а защита, не устаю повторять это.

Когда я слушаю призывы оправдывать душевную черствость, жестокость и даже аморальность «тяжелой жизнью», у меня это не только вызывает естественный, как мне кажется, протест и неприятие, но и подозрение, что ратующие за такой подход как бы готовят себе плацдарм для будущих оправданий своим неприглядным поступкам. Они любовно складывают в ящичек памяти свои «трудности и лишения», чтобы потом детям-внукам преподнести это «наследство» как свидетельство «непомерно тяжелой судьбы». Ход хитрый и подлый.

Но вернемся в виртуальное пространство. Мою книгу читало все больше и больше людей, счетчики на сайтах показывали пятизначные числа. Соответственно, в геометрической прогрессии росло число откликов. Как положительных, так и совершенно непристойных, злобных и ненавистнических. И если доброжелательные и понимающие люди писали мне и в комментариях, и в личных письмах, то агрессивные комментаторы пользовались исключительно публичным общением. Не стесняясь в выражениях, не заботясь о правилах приличия и этики, они хамили и наслаждались своим хамством. Поддержка от таких же, как они сами, порождала новый виток злобы, ненависти и оскорблений. Стоит задуматься, отчего же среди противников моей точки зрения столько подобных типов – диких, злобных, тупых и наглых? Одна моя умная корреспондентка, обдумывая эту тему, написала мне: «Скажи мне, кто твой враг…» Что ж, меня очень устраивает, что я нахожусь по другую сторону баррикад от подобных людей. Поняв, с кем имею дело, я на своем форуме дала им четкое определение «гоминиды» и решила, что разговаривать с ними дальше смысла нет.

И я стала активно удалять и «банить» хамов и провокаторов. За это они и их группа поддержки с другого форума, посвященного моей книге, отказали мне в интеллигентности. Меня позабавило их понимание этого термина. Оказывается, выставлять за дверь непрошеных гостей, которые оскорбляют хозяйку, называя ее сукой, сволочью, мразью и прочими «интеллигентными» словами, ни в коем случае нельзя. Неинтеллигентно это, оказывается, не политкорректно. Надо, оказывается, давать слово этим хамам за то, что они высказывают критику в мой адрес. Вот это будет интеллигентно. Что ж, поговорим об интеллигентах и интеллигентности.

За свою уже немаленькую жизнь я поняла, что нет никакого универсального понятия интеллигентности, которое устраивало бы всех. Практически каждый человек вкладывает в это слово что-то свое, особенное. Судите сами: для одних это – наличие диплома о высшем образовании; для других – диплом должен быть непременно по гуманитарным наукам. Луначарский, по-моему, так вообще считал, что у интеллигента должно быть три диплома – свой, отца и деда. Для кого-то интеллигентность определяется, прежде всего, поведением человека, его воспитанностью. В общем, договориться об этом непросто, если вообще возможно. Я, когда слышу слово «интеллигент», представляю себе академиков Сахарова и Лихачева. А в реальной жизни, сказать откровенно, я встречала крайне мало людей, про которых можно было бы с чистой совестью сказать: он настоящий интеллигент.

Однако почему-то очень многие из нас, обывателей, считают, что интеллигент никогда никого не оскорбляет, не ругается похабными словами и даже не способен дать сдачи. Он всегда кротко терпит хамство, частенько подставляя вторую щеку, когда первая еще горит от удара. Не скрою, и в моем представлении интеллигент выглядит именно так. Нравится ли мне это? Нет!