Стрекоза ее детства - читать онлайн книгу. Автор: Мартен Паж cтр.№ 16

В честь Шерлока Холмса они стреляли по стенам Зориных квартир. Вообще-то этот обычай зародился в тот день, когда Зора стукнулась головой о стену ванной комнаты в квартире № 18. Она обругала стену, надавала ей пинков и затрещин и напоследок всадила в нее пулю. После чего почувствовала себя значительно лучше. Из этого случая Зора вывела целую философскую теорию, полностью соответствующую ее темпераменту: каждый раз, когда какой-либо предмет ее обижал или просто не проявлял должного уважения, она прибегала к самообороне. Так она разбила бейсбольной битой тостер за то, что он обуглил ее хлебцы. В своих отношениях с неживыми предметами Зора была не более покладиста, чем с людьми: ей не раз случалось ссориться с дверью или кроватью. На прошлой неделе она расстреляла свой холодильник, выпустив в него пятнадцать зарядов из «магнума 357».

Подруги питали общую страсть к блинам с каштановым повидлом и взбитыми сливками, которые подавали в блинной Миши Шимы. Несмотря на преступно высокое содержание сахара и жира, обеды и полдники в блинной не считались Токсичными Вечеринками. Блинная находилась слева от их дома, неподалеку от перекрестка с улицей Белльвиль. Хотя Миша и была женщиной, причем самой очаровательной на свете, Зора относилась к ней с глубоким уважением. Фио никогда раньше не видела, чтобы кто-либо производил такое впечатление на Зору, но в присутствии Миши ее подруга явно терялась. Благодаря своей близости как по духу, так и по месту блинная стала их домашней столовой. По вечерам Мишин муж Жорж поднимался на маленькую эстраду и исполнял азиатские песни о любви с неподдельной страстностью и полным отсутствием таланта. Зрелище было столь жалким, что вызывало умиление. Естественно, это не привлекало публику, и как-то раз в сентябре Миша объявила любимым клиенткам, что они едят свои последние блины.

— Что ты такое городишь? Это шутка? — спросила Зора.

— На следующей неделе мы закрываемся. Слишком мало клиентов. Слишком мало людей хотят есть Мишины блины.

В довершение вокальных бесчинств мужа Миша, не обладая коммерческой хваткой, весьма своеобразно вела дела. Пухленькая женщина невысокого роста, ее отличали красивые, с поволокой глаза и совершенно фантастические губы, которые щедро потчевали всех сладкими улыбками. Она свято верила в судьбу и видела ее проявления в самых незначительных мелочах, поэтому, когда в блинную заходил клиент, она знала, какой именно блин предначертан ему в соответствии с космическим планом творца вселенной. Каждый клиент вдохновлял ее на приготовление своего, особого блина, не имея в этом вопросе права голоса — и речи быть не могло, чтобы указывать Мише, что ей готовить. В блинной она была у себя дома, и посетителям надлежит есть то, что она им приготовит, и точка. Она была абсолютно не агрессивна, напротив, человека с более мягким характером и не встретишь, просто так она воспринимала жизнь.

Зора отложила ложку и вышла. Пять минут спустя она вернулась и подняла руку, подзывая Мишу. Достав огромную пачку купюр, Зора заказала 12 000 блинов. Блинная была спасена.

* * *

В настоящий момент Зора сидела в зеленом бархатном кресле, и ее черные миндалевидные глаза были устремлены на Фио.

— Пелам приходил скрестись в мою дверь.

Пеламом звали хамелеона, которого Зора подарила Фио на новоселье. За четыре года Фио ни разу его не видела, но знала, что он обитает где-то в ее квартире, поскольку мисочка, в которую она насыпала ему корм из насекомых, ежедневно опустошалась. Время от времени, и особенно по ночам, Фио слышала странные шумы, шелест, шуршание украдкой перемещаемых предметов и практически не различимые звуки жевания. Ей казалось, что у нее живет какое-то фантастическое существо. В любом случае, Фио никогда не видела у себя дома ни одного насекомого, и летом ее не беспокоили комары.

— Я уезжала в спешке и забыла насыпать ему муравьев.

— Ну так рассказывай же скорее, — нетерпеливо потребовала жадная до сплетен Зора. — Уверена, у тебя есть, о чем поболтать. Ведь верно, дорогая? Итак, скажи мне: с кем, сколько раз и как это было?

— Помнишь портрет Пелама, который я тебе подарила?

— Хочешь сказать, портрет твоего дивана.

— Я немножко рисую.

— Знаю, дорогая, в рамках «Гениального надувательства в Бют-Шомон». Твои работы чудесны, с них можно сделать почтовые открытки, и тебе стоит над этим подумать.

— Кое-кто уверен, что у меня талант.

— Вот здорово! И кто же это?

— Некто по имени Амброз Аберкомбри. Он умер.

Зора выкинула бычок и прикурила новую сигарету. Постукивая каблуком об пол, она оглядела подругу со смешанным чувством удивления и восхищения. Фио прислонилась к стене и, откинув прядь со лба, засунула руки в широкие карманы своего старенького твидового пальто. Лампочка, тускло освещавшая лестничную клетку, автоматически погасла. В темноте сверкнул огонек Зориной сигареты. Фио протянула руку и снова зажгла свет.

— Я тебя обожаю, дорогая. Ты невероятна. Итак, Аберкомбри наконец-таки умер. Ему уж верно было больше ста. И, судя по твоей беспечности, ты не представляешь себе, кем был этот «некто по имени Амброз Аберкомбри»…

— Вовсе нет, я прекрасно знаю, кто он. Он занимался искусством.

— Красиво сказано. Но Аберкомбри искусством не занимался, он им был. Он автор сценария истории искусства последних восьмидесяти лет. Большинство знаменитых творцов нашего века всем обязаны Аберкомбри. Открой какую угодно книгу по современному искусству и на любой странице ты наткнешься на его имя. Если считать мир искусства Организацией Объединенных Наций, то его можно назвать Соединенными Штатами. Но, черт возьми, тебе стоит почитать газеты.

— При моих занятиях у меня не так уж много времени, чтобы изучать новости культуры.

— Конечно-конечно, но поверь мне, о своих занятиях ты можешь теперь забыть. Так или иначе, все это болтовня! А то, что Аберкомбри заинтересовался твоими работами, это очень хороший знак. Ты получишь кучу денег. Я всегда знала, что ты гениальна, дорогая. В общем, забирай деньги и сматывайся.

— Что ты о нем знаешь?

— То же, что и все, кому нет никакого дела до этого дрянного мира искусства, не более того. А именно, что Аберкомбри это Моисей. Кроме того, он славился своей скрытностью, и вот уже много лет его никто не видел. Но он по-прежнему все ниточки держал в своих руках.

Новость поначалу привела Зору в замешательство, но она быстро оправилась. Она была рада за Фио и преисполнена прямо-таки материнской гордостью. Она никогда не могла себе представить подругу в роли судьи или адвоката. В пьянящем возбуждении от собственных открытий и многообещающих перспектив подруги принялись строить планы на завтрашний день, который с самого утра намеревались посвятить предстоящему событию. Завтра, в воскресенье, по всему району открывались рождественские ярмарки. А это было поважнее всех Аберкомбри и Шарлей Фольке вместе взятых.

К полудню за Фио увился Шарль Фольке. Все утро вместе с Зорой она гуляла среди прилавков эльзасской рождественской ярмарки на пересечении улиц Пирене и Белльвиль. Натянутый поперек улицы плакат красным готическим шрифтом возвещал о «Восьмой рождественской ярмарке». Снега не было. Зора, возмущенная подобной безвкусицей, прокляла Гольфстрим до седьмого колена. Однако холод приятно пощипывал кожу. Конечно же, вечером, подсвеченная разноцветными гирляндами, ярмарка будет выглядеть куда заманчивее, но ждать до вечера им не хотелось. Вот уже целые сутки Фио жила как в дурмане; но в этой пестрой толпе, среди эльзасцев и приезжих со всего света она окончательно рассталась с надеждой прийти в себя. Ей так хотелось все купить, все попробовать, и в то же время она мечтала, чтобы вся эта еда, все это буйство красок и форм провалились бы в тартарары. Ароматы жареных каштанов, елки и сладостей, перезвон колокольчиков и бубенцов создавали атмосферу сказки. С нарядных тканей на них взирали гномы из Волчьего ущелья, клубничные феи и ведьмы из Костлаха; все герои Альткиршского леса встречали девушек в своем заколдованном мире.