Быть может, история любви - читать онлайн книгу. Автор: Мартен Паж cтр.№ 28

Двое полицейских проводили его в судебно-медицинскую лабораторию на шестом этаже. Помещение с низким потолком, оснащенное неоновыми лампами, простиралось метров на пятьдесят. Свет отражался в белых стенах и полу. Компьютеры, микроскопы и пробирки выстроились плотными рядами вдоль трех проходов, по которым сновали врачи и биологи.

Подошел один врач, за ним трое студентов с открытыми блокнотами и ручками. Они проходили здесь практику. Не дав себе труда представиться Виргилию, врач воткнул иголку ему в вену на руке и выкачал немалое количество крови. Забранную кровь он отдал студентке. Виргилий был на грани обморока; он пожалел, что подписал согласие на анализы, не прочтя внимательно бумагу. Врач отстриг ему ноготь в металлическую ванночку. Трое студентов ринулись отстригать ногти с других пальцев. Врач махнул скальпелем, освободив его от пряди волос; Виргилий почувствовал свежее дуновение ветра оголившейся частью черепа. Студенты поделили его прядь и сложили волосы в маленькие пластиковые мешочки. Пока доктор скреб ему палочкой внутреннюю поверхность щеки, практиканты сняли отпечатки с его пальцев. Наконец, ему приказали помочиться в баночку. Врач поровну разлил желтую горячую жидкость по склянкам троих студентов.

Один из полицейских отвел Виргилия в подвальное помещение. Они спускались по каменной лестнице; стены сочились влагой. Большая часть лампочек перегорела. Виргилий шел осторожно, боясь оступиться. Тюремное отделение на набережной Орфевр состояло из ряда камер, выдержанных в самой мрачной традиции, восходящей к Джону Хэвиленду [27] и его Восточному пенитенциарию в Филадельфии; иначе говоря, изоляция была полнейшей. О том, чтобы вступить в контакт с другими задержанными или охранниками, и помыслить было нельзя.

В камере сидеть было не на чем. Жидкий свет проникал сквозь подвальное окно. Виргилий сел на бетонный пол. Несмотря на полумрак, он впервые в жизни ясно видел свое будущее — видел, каким он хочет стать и что ему придется сделать.

На следующий день в восемь часов утра Виргилий, выйдя из ворот главного полицейского управления, тут же угодил в объятия Армель. Она прервала свой уикенд в Страсбурге, чтобы его встретить. За сутки в тюрьме одежда Виргилия провоняла плесенью и мочой, и липла к телу. Свет ослепил его, он щурился. Они взяли такси. По пути Виргилий объяснил, почему его задержали; Армель хохотала, как безумная.

Она приготовила ему гостевую комнату. Виргилия отправила в душ, а его одежду — в стиральную машину. Армель одолжила ему старые тренировочные штаны, черную толстовку с капюшоном и пару алых кашемировых носков. Виргилий позавтракал в гостиной. Армель купила булочек. Чай, восхитительный лонг жинг, был куплен в Марьяж Фрер. Армель преподнесла ему коробку эльзасских кексов (подарок от Анн-Элизабет) и рассказала, как провела выходные. В девять часов они расстались. У Армель начался рабочий день.

Виргилий чувствовал свободным как никогда, но вовсе не потому, что вышел из тюремной камеры. Он надкусил кекс с сухофруктами, побродил по квартире, постоял перед полупустым книжным шкафом, полистал какую-то книгу по ботанике и каталог выставки работ Хокусая. [28] И принял важное решение: он подкинет в библиотеку Армель свой экземпляр «Размышлений» Марка-Аврелия. Пришла пора освободиться от старой ноши. В конце концов, Виргилий далеко не римский император, и не стоит молиться на эту книгу, как на библию.

Он прилег на диван, потом повалялся на своей кровати, и наконец переместился на кровать Армель. На столике стояла фотография девушки. Это была Анн-Элизабет. Он поднес фотографию к губам и подышал на нее. Лицо исчезло. Протер запотевшее стекло рукавом, и Анн-Элизабет появилась вновь.

Нежиться в доме, где исправно работает электричество и отопление — это ли не счастье? К тому же, квартира по-настоящему жилая: на окнах цветы, и холодильник набит до отказа.

Он открыл окно, полюбоваться на канал Сен-Мартен. Квартал как нельзя лучше подходил спокойному образу жизни: вода, машин немного, на каждом шагу кафе. Здесь все располагало к медитации. Он стал думать, что ему делать с работой.

Неожиданно в голове у него возникла странная ассоциация. Антигона ослушалась Креонта, который запрещал ей похоронить брата. В результате — заточение и смерть в одиночестве. Мифы, сказки, литература, да и все искусство в целом учит нас, что за любой мятеж надо платить.

Если принять предложение «Свенгали», можно избежать конфликта, и сохранить гомеостатическое равновесие и гармонию в душе. Человек покоряется, чтобы выжить. Такова религия послушных детей: слушайся старших, тогда получишь хорошие отметки, работу, дом, жену, и никто — ни ты, ни те, кого ты любишь, — никогда не умрет. Потом до нас доходит, что все это басни, однако теорема работает удивительно долго.

Нет, он не уволится. Не сейчас. Он пойдет к Симоне и согласится на повышение в должности и увеличение зарплаты. Какое-то время он будет безропотно плыть в предназначенном ему течении. И тайно готовить побег. Все-таки он не настолько уверен в себе и в окружающем мире, чтобы броситься в авантюру без страховочной лонжи. Риск — привилегия тех, кто вырос в комфортных условиях; этот мир создан для них, подсознательно они уверены, что всегда найдут в нем место для себя. Виргилий не привык к беспечности. И вряд ли уже привыкнет. Бедные, слабые, ранимые и гонимые должны молчать и хитрить.

Виргилий рассматривал прохожих. Много тысяч лет назад, в эпоху плиоцена, здесь наверняка бродили слоны. Они опускали хоботы в воду, поливали себя, мыли своих детенышей; они резвились вместе. А ведь человек — тот же слон, только стройный и хрупкий. Слоны-люди прогуливались, взявшись за руки, катались на скейтах и бегали по тротуарам. Виргилий загрустил, потому что судьба слонов была ему известна. На них охотились, их приручали, чтобы на них ездить, таскать грузы и воевать. И главное, их повсюду истребляли ради драгоценных бивней. Он задался вопросом, что в человеке равно по цене слоновой кости, какие сокровища способны оправдать истребление рода человеческого?

В древние времена слоны чуть было не исчезли с лица земли. Многие виды (например, атлантический или сирийский слон) перевелись. Другие были обязаны своим спасением лишь таланту веселить публику, которой их номера на арене нравились куда больше гладиаторов. Слоны привлекали и развлекали людей. Так слоны выжили.

Виргилий у себя на арене тоже очень неплохо умел развлекать и привлекать.

На улице Фобур-Сен-Мартен было тихо; свет фонарей прогонял с тротуаров тьму. Все готовились к воскресному семейному ужину. Только скрежет мусоровоза нарушал покой.

Виргилий постучал в дверь квартиры, где жил брат Клары. Кантен открыл; в руке он держал кулинарную лопатку. В воздухе витал запах лука и оливкового масла, с кухни доносилось шипение сковороды. Виргилий представился: он бывший парень Клары, принес ее вещи. Кивнул на коробку (пустую), которую держал под мышкой. Его сердце билось как никогда. Он изображал покинутого любовника Клары, хотя ничего не знал о ней. Это было рискованно. Кантен пригласил его войти.