Белые зубы - читать онлайн книгу. Автор: Зэди Смит cтр.№ 99

Серьезные слова. Но насколько же хрупок атеизм Клары! Как стеклянные голуби на комоде в гостиной Гортензии — дунешь, и они рассыпятся. Клара до сих пор с опаской обходит церкви, как те, кто в юности был вегетарианцем, сторонятся мясных магазинов. По субботам она старается не ходить в Килберн, чтобы не сталкиваться с уличными проповедниками, вешающими на перевернутых ящиках из-под яблок. Гортензия чувствует страх Клары. Она спокойно запихивает в машинку новую партию белья и бережливо отмеряет порошок. Отвечает коротко и решительно:

— Не беспокойся о ней. Айри Амброзия теперь в хороших руках. Это и она тебе скажет. — Как будто она вознеслась к Богу на небеса, а не замуровалась в подвале в Ламбете вместе с Райаном Топпсом.

Клара услышала, как ее дочь взяла трубку параллельного телефона: сначала треск, потом голос, звонкий, как колокольчик:

— Послушай, я не собираюсь возвращаться домой, так что нечего поднимать шум. Я вернусь тогда, когда захочу, не беспокойся за меня.

Беспокоиться действительно было не о чем, разве о том, что на улице мороз. Даже собачье дерьмо покрыто инеем, на стеклах машин появились первые ледяные узоры, а Клара жила зимой в доме Гортензии. Она знает, каково это. Да, ясное солнце в шесть утра, яркий свет на один час. Но чем короче становятся дни, чем длиннее ночи, чем гуще темнота в доме, тем легче увидеть в тени на стене зловещее предзнаменование, тем легче спутать стук шагов по тротуару с далеким громом, и новогодний бой часов покажется набатом, возвещающим о конце света.

* * *

Но Клара зря боялась. Атеизм Айри был нерушим. Это была чалфенская убежденность. К своему пребыванию у Гортензии она относилась как к развлечению. Ее интересовал дом настоящей Боуден. Это место наполняли концы, точки, финалы. Здесь считалось глупым капризом рассчитывать на завтрашний день, за все, от электричества до услуг молочника, платилось по дням, чтобы случайно не потратить лишние деньги, если вдруг Бог устроит Страшный суд прямо завтра. Боудены вложили новый смысл в выражение «жить одним днем». Это была жизнь в вечном мгновении, постоянно балансируя на грани всеобщего уничтожения. Есть люди, которые глотают целые горсти наркоты, только чтобы испытать нечто похожее на ежедневное существование восьмидесятичетырехлетней Гортензии Боуден. Вы видели, как крошечные людишки вспарывают себе живот и выпускают кишки? Вы чувствовали себя телевизором, который выключили без предупреждения? Вы поняли, что весь мир — это только сознание Кришны, свободное от любого «я», плывущее в бесконечном космосе души? Ерунда. Все это мелочи по сравнению с видением Иоанна Богослова, когда Бог наградил его двадцатью двумя главами Откровения. Вот это, должно быть, стало настоящим шоком для апостола (после всей этой паутины Нового Завета — добрые слова и тонкие чувства), он обнаружил, что, в конце концов, в основе всего притаилось мщение Ветхого Завета. «Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю». [86] Вот это, наверно, было прозрение!

«Откровение» — это то, к чему в конце концов приходят все сумасшедшие. Последняя остановка псих-экспресса. И боуденизм — это Свидетели плюс Откровение и плюс еще что-то, а значит, не вполне здоровая вещь. Например: Гортензия Боуден понимала буквально слова Откровения 3:15: «знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». Она считала, что «теплое» вообще — это вместилище Дьявола. Ее спасением была микроволновка (это стало ее единственной уступкой современным технологиям: долгое время она не решалась угодить в этом смысле Богу, боясь, что тогда США при помощи высокочастотных волн будут контролировать ее сознание). Она подогревала еду до невыносимой температуры, и у нее всегда были наготове целые ведра льда, чтобы каждый стакан воды, который она собирается выпить, стал «холоднее холодного». Она носила две пары трусов, как те осторожные люди, которые постоянно боятся стать жертвой ДТП. Когда Айри спросила, зачем она так делает, та смущенно объяснила, что, как только появятся первые знаки пришествия Господа (гром, рев, жуткий грохот), она тут же сбросит грязные и наденет чистые, чтобы предстать перед Иисусом свежей и ароматной, готовой воссесть с ним на небесах. В коридоре у нее всегда стояла банка черной краски, чтобы намалевать на дверях соседей знак Зверя и избавить Бога от лишней работы — зачем ему самому трудиться и отделять зерна от плевел. В ее доме нельзя было сказать ни одной фразы, содержащей слова «конец», «закончить», «финал» и т. п., потому что эти слова действовали на Гортензию и Райана как красная тряпка, на которую они набрасывались со своим обычным бредом:

Айри: Я закончила мыть посуду.

Райан Топпс (серьезно покачивая головой): Вот так однажды закончится и жизнь каждого из нас. Так что, Айри, покайся и стань праведной.

Или

Айри: Классный был фильм. А конец просто восхитительный!

Гортензия (печально): Те, кто ожидает счастливого конца этого мира, горько разочаруются, потому что Он придет и посеет ужас, и немногие из тех, кто был свидетелем событий 1914 года, увидят, как третья часть дерев сгорит, и как третья часть моря сделается кровью, и как третья часть…

А еще Гортензию охватывала ярость, когда она смотрела прогноз погоды, как бы безобидно ни выглядел диктор, как бы медоточиво ни звучал его голос, как бы скромно ни был он одет. Слушая его, она зверски ругалась, а потом с маниакальным упорством делала все наоборот: если обещали дождь, она надевала легкий пиджак и ни в коем случае не брала с собой зонтик, если обещали тепло и солнце — куртку и дождевик. Только через несколько недель Айри догадалась, что метеорологи были светскими конкурентами Гортензии: она всю жизнь пыталась через толкование библейского текста предугадывать волю Господа относительно погоды на завтра. По сравнению с ней метеорологи просто салаги… А завтра с востока ожидается антициклон, который принесет град и огонь, смешанные с кровью… в северных же районах ниспадет огонь с неба, и солнце станет мрачно, и луна сделается, как кровь, кроме того, вполне вероятно, что людей будет жечь сильный зной, а небо скроется, свившись как свиток… Майкл Фиш и другие тыкали пальцем в небо, доверяясь глупому метеоцентру, жалко пародируя ту точную науку — эсхатологию, которой Гортензия посвятила полвека своей жизни.

— Есть новости, мистер Топпс? (Этот вопрос всегда задавался во время завтрака и всегда застенчиво, затаив дыхание, как ребенок спрашивает про Санта-Клауса.)

— Нет, миссис Б. Мы с моими коллегами еще не закончили наше исследование. Прилагаем все усилия. В этом мире есть учителя и есть ученики. Восемь миллионов Свидетелей Иеговы ждут нашего решения, ждут, когда настанет день Страшного суда. Но вы должны понять, что этими делами должны заниматься те, кто имеет к этому самое непосредственное отношение. Самое непосредственное, миссис Б.

* * *

Пропустив несколько недель занятий, Айри снова начала ходить в школу. Но теперь все казалось каким-то далеким. Даже сам путь с юга Лондона на север был похож на полярную экспедицию, причем на неудачную, не достигшую своей цели и застрявшую где-то перед полярным кругом. Ни одно школьное событие не шло ни в какое сравнение с бурлящим водоворотом жизни в доме Боуден. «Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». Так вдруг привыкаешь к крайностям, что все остальное уже не устраивает.