Белые зубы - читать онлайн книгу. Автор: Зэди Смит cтр.№ 67

Но главное — они ставили перед собой задачу: что делать с Миллатом? Он должен бросить курить траву. Мы должны сделать так, чтобы он больше не выходил из класса посреди урока, хлопнув дверью. Их беспокоило его «отношение» к опозданиям, они мысленно обсуждали его образование со своими родителями (Скажем, у нас в школе есть мальчик-индус, который все время попадает во всякие…) и даже писали ему стихи. Девочки либо хотели его, либо хотели его исправить, а чаще всего — и то и другое. Они хотели его исправить до тех пор, пока он не объяснял им, насколько они его хотят. Все умеют хамить, Миллат Икбал.

— Но ты не такая, — говорил Миллат Икбал сохнущей по нему Айри Джонс, — ты не такая, как все. Мы знаем друг друга всю жизнь. У нас общее прошлое. Ты настоящий друг. А эти все ничего для меня не значат.

Айри нравилось так думать. Что у них общее прошлое, что она не такая, как все, в смысле, лучше других.

Я думал бы, что красота сама

Черна, как ночь, и ярче света — тьма!

Миссис Руди подняла палец вверх, останавливая Франсис.

— Так, о чем здесь говорится? Аннализ?

Аннализ Херш, весь урок занятая вплетением в волосы желтых и красных ниток, посмотрела на нее в полном замешательстве.

— Аннализ, скажи что-нибудь. Какую-нибудь мысль по этому поводу. Пусть даже маленькую и глупенькую.

Аннализ закусила губу. Потом посмотрела в книгу. Потом на миссис Руди. Потом опять в книгу.

— Черный… цвет… красиво?

— Прекрасно. Думаю, мы можем добавить эту мысль к высказанной на прошлой неделе: «Гамлет… был… сумасшедший?» Так, еще кто-нибудь. А вот это: «С тех пор как все природные цвета искусно подменяет цвет заемный…» Что это значит, а?

Джошуа Чалфен — единственный, кто добровольно высказывался на уроках английского, — поднял руку.

— Да, Джошуа?

— Косметика.

— Да-а, — простонала миссис Руди, как будто Чалфен довел ее до оргазма, — да, Джошуа, так. А поподробнее?

— У нее темный цвет лица, и она пытается это скрыть, пользуясь косметикой, то есть искусственно. В елизаветинскую эпоху красивой считалась только очень белая кожа.

— Ты бы им понравился, — ядовито вставил Миллат. Джошуа был бледным почти анемичной бледностью, круглолицый, с вьющимися волосами. — Сошел бы за местного Тома Круза.

Смех. Не потому, что смешно, а потому, что это сказал Миллат, поставив зубрилу на место, где ему быть и положено.

— Еще одно слово, мистер Икбал, и вы выйдете из класса!

— Шекспир. Старый. Кобель. Это уже три. Не утруждайтесь, я сам уйду.

Вот: коронный номер Миллата. Дверь хлопнула. Красивые девочки многозначительно переглянулись. (Он просто неуправляемый! Просто сумасшедший… ему необходима помощь, помощь близкого человека, оказанная в личном порядке.) Мальчишки захрюкали. Учительница думала: может, это начало мятежа? Айри положила правую руку на живот.

— Блестяще. Очень умно. Как я понимаю, Миллат у вас герой, — миссис Руди оглядела глупые лица пятого «F» и впервые с пугающей ясностью поняла, что Миллат действительно был героем.

— Кто-нибудь еще хочет высказаться по поводу этих сонетов? Мисс Джонс. Прекратите так скорбно смотреть на дверь! Он уже ушел. Или вы хотите к нему присоединиться?

— Нет, миссис Руди.

— Вот и хорошо. Тогда не хотите ли сказать нам что-нибудь о сонетах?

— Да.

— Что?

— Она черная?

— Кто черная?

— Темная леди.

— Нет, милочка, она темная, а не черная в современном смысле. В то время в Англии еще не было… э-э… афро-карибцев. Я думаю, ты знаешь, что это скорее современное явление. А мы говорим о самом начале семнадцатого века. Конечно, точно никто не знает, но это маловероятно. Если только она не была какой-нибудь рабыней. А он вряд ли стал бы писать сонеты сначала о лорде, а потом о рабыне, ведь так?

Айри покраснела. Ей показалось, что она увидела нечто знакомое, но теперь это ощущение постепенно исчезало, поэтому она сказала только:

— Не знаю, мисс.

— Кроме того, он ясно говорит: «Не ты черна, черны твои дела!» Нет, милочка, она была смуглой, примерно такой же смуглой, как я.

Айри посмотрела на миссис Руди. Ее лицо было цвета клубничного мусса.

— Видишь ли, Джошуа правильно заметил, что тогда любили удивительно бледных женщин. В сонете говорится о том, как не соответствует ее лицу макияж, модный в то время.

— Я просто подумала, что… когда он говорит: «…красота сама черна, как ночь…» и про волосы тоже-как черная проволока…

Айри пожала плечами и сдалась перед всеобщим смехом.

— Нет, милочка. Ты смотришь на сонет глазами современного человека. А на старую литературу так смотреть нельзя. Это и будет наш вывод из сегодняшнего урока. Запишите, пожалуйста.

Пятый «F» записал. И ощущение подобия окончательно ушло во тьму, из которой появилось. У двери ее догнала Аннализ Херш и передала записку, пожав плечами в знак того, что не она ее написала. «Уильям Шекспир. Ода Летиции и всем моим волосатым толстозадым бабам».

* * *

Заведение с загадочным названием «П.К. Негритянские волосы: стрижка и укладка» помещалось между «Гостиной Добрых Похорон» и «Раакшанскими Стоматологами», удобное расположение и неслучайное: часто труп африканского происхождения следовал через все три заведения, прежде чем достичь цели своего путешествия — открытого гроба. Поэтому, если ты звонишь, чтобы записаться на прием, а Андреа, или Дениза, или Джеки говорят «ямайское время три тридцать», само собой разумеется, это значит, что надо прийти попозже, но, вполне вероятно, это значит и еще кое-что: какая-то уже холодная набожная старушка пожелала отправиться в могилу с красивой прической и накладными ногтями. Удивительно, что очень многие не хотят предстать перед Господом с обычными негритянскими волосами.

Айри ничего этого не знала и, бережно положа руку на живот, пришла ровно в назначенное время — в три тридцать, готовая преобразиться, победить свои гены, с шарфом на голове, который скрывал осиное гнездо волос.

— Чего-то хотела, крошка?

Хотела. Прямые волосы. Прямые-прямые длинные черные гладкие легкие воздушные струящиеся легко расчесываемые и развевающиеся по ветру волосы. И челку.

— Три тридцать, — все, что смогла выдавить из себя Айри. — У Андреа.

— Андреа тут рядом, — ответила женщина, вытянула изо рта длинную ленту жвачки и мотнула головой в сторону «Добрых Похорон», — с трупами возится. Сядь подожди и не мешай мне. Понятия не имею, когда она вернется.

Айри растерялась и так и стояла посреди парикмахерской, схватившись за щеку. Женщина пожалела ее, пожевала жвачку, с ног до головы оглядела Айри и прониклась к ней некоторой симпатией, заметив, что та не похожа на обычных черных — у девочки были светлые глаза.