Зона обстрела - читать онлайн книгу. Автор: Александр Кабаков cтр.№ 20

Вечером мы говорили с нею о жизни в городке, в котором она должна была сойти в пять утра. Рассказывала она о вещах жутковатых, но мне не было до них дела, я ехал дальше. Сейчас светящиеся стрелки моих часов, которые я положил на столик рядом с постелью, показывали четыре десять. То, что на нас напали на подъезде к этому забытому богом и законом городку, вполне подтверждало ее рассказ…

Бандит, не глядя, ткнул в мою сторону стволом – лежи и не лезь, мол, – и, резко нагнувшись, схватил женщину за распущенные волосы и потащил с постели.

Тапки, почему-то шепотом сказала она, тапочки надеть… Не замерзнешь, тоже тихо сказал человек в плаще, лето.

Женщина раскинула руки в стороны, пытаясь удержаться в двери. Он теперь оказался позади нее, спиной ко мне, а она все упиралась, цеплялась за стены и крюки для одежды. Он отпустил ее волосы и поднял правую руку с пистолетом – видимо, ему не так уж важно было вывести ее из купе, и он решил разбить ей голову рукояткой прямо здесь.

Под моей подушкой лежал кольтовский револьвер с коротким, два с половиной дюйма, стволом. Но открывать стрельбу мне не хотелось, людей в балахонах в вагоне было, видимо, много, и начинать громкую войну против них не стоило.

Поэтому я воспользовался своим складным ножом, который с вечера, когда попутчица резала им хлеб и ветчину, остался на столике под брошенной на него салфеткой.

Мне повезло: нож лежал раскрытым.

Удерживая тело от падения, точнее, просто не выпуская рукоятку ножа, торчащего из шейной ложбинки под затылком, я левой рукой вдернул женщину в купе, закрыл и запер дверь.

В коридоре снова ударил выстрел, крик там стоял непрерывный.

Времени было маловато – следующий желающий проинспектировать наше купе мог рвануть дверь через секунду. Поэтому я полотенцами привязал руки мертвеца к поручням по сторонам от двери, так что тело повисло, будто человек пытался влезть на вторую полку, да так и заснул. Я потратил на это с минуту, зато теперь у нас появилась дополнительная защита.

И поступил я совершенно правильно: дверь рванули и, обматерив замок странно высоким голосом, выстрелили прямо в середину дверного полотна. Револьверная – скорее всего, из старого нагана – пуля, пробив два слоя обшивки из твердого пластика и труп, кстати, отличный гаситель энергии, сорвала клеенчатую ночную штору с окна, но даже не разбила стекло, лишь покрыла его паутинными лучами трещин.

Не переставая зажимать женщине рот и придавливая ее всем своим телом к боковой стенке – тишина за дверью после выстрела означала, что там прислушиваются: не застонет ли раненый, не охнет ли испуганный, и уж тогда купе расстреляют как следует, – из этой крайне неудобной позиции я дотянулся до края окна и осторожно глянул наружу.

Я увидел, как и ожидал, человека в брезентовом балахоне. От дальнего конца вагона, где, видимо, был поставлен караулить, он, пригнувшись, двигался к нашему окну, привлеченный и напуганный грохотом выстрела и звоном стекла.

Только я успел отодвинуться, как снаружи по стеклу сильно ударили, оно осыпалось мелкой крошкой, за край рамы ухватилась рука в кожаной перчатке, другая, с зажатым в ней пистолетом, медленно вдвинулась в купе, а следом появилось и почти скрытое под капюшоном лицо.

В ту же секунду из коридора на звук разбитого стекла выпустили длинную автоматную очередь. Голову в капюшоне отбросило, человек с коротким криком рухнул на землю.

Если бы те, кто был в коридоре, не опасались ответной стрельбы, теперь они уже могли бы просто заглянуть в купе: очередь проделала в двери порядочную дыру и сорвала повешенный труп. Но подставлять свой глаз под выстрел никто не спешил – в коридоре снова стало тихо, прислушивались.

Поэтому было очень сложно достать свое оружие, вытолкнуть в окно попутчицу и выпрыгнуть самому – все беззвучно и примерно за сорок – сорок пять секунд.

Забирать у лежащего на насыпи мертвеца его большой браунинг я не стал. Конечно, лишним мне этот мощный пистолет не был бы. Но самое главное сейчас было – сохранить картину ситуации «друг друга нечаянно постреляли». Тот, что лежал в купе, был превращен пулями в такое решето, что лишнюю дырку в шее под затылком заметил бы только судебный медик, а его бандиты вряд ли станут вызывать. Полотенца развязались и просто висели мятыми тряпками. Свой рюкзак и сумку женщины я прихватил, прыгая из окна. По залитым кровью постелям уже нельзя было понять, спал ли на них кто-нибудь этой ночью или нет. А человек в брезентовом плаще, упавший под окном навзничь – так, что ноги его на насыпи были выше головы, свесившейся в водоотвод, – должен был довершить картину полнейшей бестолковщины, царившей в рядах нападавших: тебя поставили у тамбура, так и стой, а полез куда не следовало, ну и нарвался на пулю от своих…

Словом, мое присутствие и тем более участие в происходившем не просматривались. Что было крайне важным условием выполнения моих планов, возникших за последние минуты.

В редком, насаженном вдоль дороги лесочке, называемом в моей стране лесополосой или просто посадкой, мы нашли заросшую травой просторную яму, скорее всего, искусственного происхождения, след какого-нибудь не там, где надо, вкопанного столба. В ней мы присели передохнуть. К счастью, вылетев из окна, спутница моя ничего не ушибла и не вывихнула. Поэтому она могла идти и даже бежать, но, увы, ничто не отвлекало ее от страха. В этом смысле боль иногда бывает очень полезна…

– В городке они нас все равно убьют, – сказала она. – Это их городок. Найдут и убьют. Они никого из поезда не выпускают. Если берут поезд, так уж никого живых не остается… И нас убьют.

– Не думаю, – сказал я. Говорить не хотелось, но если бы я не ответил, она продолжала бы твердить свое, окончательно впадая в безнадежность и, соответственно, теряя силы. – Не убьют…

Приоткрыв рот, она ждала окончания фразы.

– …потому что я убью их раньше.

В городок мы вошли около полуночи…

Но и этот сюжет, один из самых любимых, № 1 не стал последовательно додумывать до конца.

38

Тем более что додумывание не имело смысла, поскольку сюжет был уже тысячу раз им додуман раньше, а еще до него тысячу, или десять тысяч, или черт его знает сколько раз не только додуман, но и воплощен в рассказы, романы, пьесы и фильмы – в основном японские и их американские реимейки. Ну, странствующий рыцарь, или старый моряк, или благородный мошенник, или беглый невинный каторжник, или самурай, или одинокий rider, или raider, или ranger, или хрейнджер какой-нибудь случайно попадает в заколдованный замок, или на захваченный пиратами корабль, или в маленький городок, или в деревню, захваченную бандитами. Бандитов (драконов, пиратов, самураев-дезертиров) много, они абсолютные гады – впрочем, доведенные до такого гадства жестокими социальными условиями, но об этом вскользь, потому что гады представляют собой могущество зла в чистом виде. А герой представляет уважаемое всеми добро с кулаками, или с мечом, или с кривым морским палашом и кремневым пистолетом, снаряженным отсыревшим порохом, или с револьвером Colt Frontier модели 1878 года и карабином Winchester 1894, или с армейским пистолетом Beretta-M92F и помповым дробовиком Remington 870 Express… Дальше, конечно, добро, умело разнообразя способы, конкретно «мочит» превосходящие силы зла и, слегка покалеченное, уезжает вдаль своим одиноким путем, сожалея, что не судьба осесть навсегда среди спасенных им простых и добрых людей, завести семью хотя бы вон с той очаровательной сиротой… Эх, не судьба… Музыка, коду!