Очень сильный пол - читать онлайн книгу. Автор: Александр Кабаков cтр.№ 86

Расчет был именно на это – оскорбить нелепо-придирчивым тоном, отсутствием страха и почтения, заставить закипеть. Об опасности нарушения инструкции – не выходить из машины – со зла забудут. Кристапович был уверен, что всерьез ни о какой возможности сопротивления им с чьей-либо стороны тупая эта опричнина и не думает, про себя-то они точно знают цену байкам о шпионах и диверсантах на коровьих копытах…

Все сработало. Дверца распахнулась настежь, высокий в шляпе – наверное, тот рыжий – рванулся к Кольке:

– А, мама твоя… – И тут же дернулась Колькина рука, мелькнула полосатая палка, покатилась шляпа, в то же мгновение Мишка уже был возле «паккарда», зафиксировал взглядом одного – действительно, на Зельдина похож – пуля, второго – лица не видно, успел наклониться, рвет из-под реглана пистолет – пуля… Мимо! Что это?! Человек в реглане закидывается, уплывает куда-то назад и вбок, надо снова ловить его висок стволом, а он опять дергается и вдруг валится вперед, хотя точно – Михаил не попал в него ни разу… Из-за спинки сиденья смотрят на Кристаповича темные, очень темные, без выражения, глаза на очень белом и очень красивом женском лице, и Файка говорит:

– На всякий случай… может, еще жив… пристрели его, парень, пристрели, пристрели…

И тут до Мишки доходит – этот, в реглане, лежит лицом на руле, прижатая к баранке, задралась с затылка кепка-букле, а под выстриженным затылком старательного костолома торчат в шейной ложбинке маникюрные ножницы, загнанные до самых колец.

– Пристрели, – бормочет Файка, выбираясь из машины, шатаясь, идет к «опелю», – пристрели его, парень, он еще, может, живой…

Кристапович полминуты смотрит ей вслед. Стрелять не надо: из-под кепки течет темная кровь, заливая реглан, и из-под ножниц выбивается уже сильно пульсирующая струя и на глазах перестает пульсировать и брызгать… Колька придавил рыжего к земле, палкой своей с маху перешиб горло – все. Палку сломал, бросил внутрь «паккарда», деловито осмотрел мертвецов, тому, которого первой пулей вывел из дела Михаил, ловко и спокойно сунул финкой за ухо – вроде был жив. Финку обтер об его же пальто…

Все.

– Быстро, быстро, – Мишка говорил, уже садясь за руль, – Колька, поведешь «опель», держись плотно, езжай внимательно, за Файкой смотри – у нее сейчас истерика будет, поехали…

В машине было невпроворот от трех тел, косо перекрывших все пространство сзади. Мишка сел, стараясь ни к чему не прикоснуться ничем, кроме кожаного пальто – с него отмоется…

Восемьдесят метров по шоссе вперед, от города, поворот направо… Кристапович глянул на часы – с той секунды, когда Колька поднял свое раскрашенное полено перед машиной, прошло четыре с половиной минуты, от силы пять. Даже если от поста были слышны легкие хлопки выстрелов «бульдога», они только сейчас подъезжают к месту происшествия, но и на нем ничего не найдут – при зеленоватом свете неба осмотрели с Колькой асфальт быстро, но внимательно, пятен крови не было, следы шин на ходу затерли подошвами… Узкая дорожка между деревьями, с давних времен памятная Мишке, привела, как и следовало, в тупик, перекрытый стальной трубой. Ее объехать справа, есть метра три между старой березой и юным, еще гибким дубочком, дальше – лишь бы не скребанул «опель» идущий след в след Колька, еще пригодится машина… О том, что делается сзади, где что-то тяжело перекатывалось и падало, Мишка старался не думать – за семь лет уже отвык от такого.

У обрыва встали…

– Все, Коля, все, – сказал Михаил, глядя, как успокаиваются круги над долго не уходившим в глубину автомобилем и тихо плывет, постепенно тяжелея, вынырнувшая почему-то шляпа того рыжего. – И казенная пушка твоя, слава богу, не пригодилась.

Сзади неслышно подошла Файка в накинутой на плечи Колькиной шинели – видно, в машине ее стало трясти.

– Закурить дайте. – Затянулась, плюнула громко, бросила папиросу в реку. – Коль… Коль, а? Коль, я тебе честно говорю, только смотрел он, он ничего не может, сучара, честно, Коль, я тебе на Коране поклянусь, только смотрел он, смотрел, смотрел!..

Через час они уже подъезжали к серому дому на Садовой. Колька был при всем форменном порядке, и Файка, отдергавшись в припадке, спала на заднем сиденье на вывернутом изнанкой Мишкином кожане.

– Давай, боец Самохвалов, на дежурство, – сказал Михаил, посмотрел на часы, – а за три с четвертью часа подмены потом поставь начальнику угощение в «Спорте». Там ему и расскажи, по секрету конечно, о пропаже бабы. Иди, я у Елоховской тебя ждать буду, Файка пускай так и спит.

Напротив, в особняке фон Мекка, за глухим шикарным забором неожиданно зажглось одно окно. В министерстве же сияли все… Мишка, глядя вслед идущему к боковому подъезду другу, вдруг затрясся мелко, перекосил лицо, спрятал его в лежащих на руле руках.

А через минуту он уже не торопясь ехал к повороту, к Земляному Валу. С Курского выруливали первые такси от ранних поездов, а от Красных Ворот брел пьяный, отчаянно горланя про медаль за город Будапешт.

Весь следующий день спали – Михаил на той самой кровати, что пятнадцать лет назад, лежал на спине, сжав кулаки, спал по-своему, взвешивая и просчитывая варианты, и при этом умудрился всхрапнуть, как всегда, когда спал на спине; Колька, сменившийся благополучно с дежурства, и Файка, будто пьяная, почти не дышащая, легли на старой хозяйской половине, кое-как выметенной и протопленной.

В четыре Кристапович встал, старательнейше протер мокрой ветошью кожанку – выпачкана была на удивление мало, но на всякий случай высохшую еще раз осмотрел при лампе, в косом свете – только не хватает в кровавых пятнах ходить. Потом поскреб щеки ржавым «золингеном», умылся, раздевшись до пояса на ледяном ветру и мелкой мороси, плотно зачесал волосы, как следует прижав их на затылке ладонью. Из внутреннего кармана пиджака вытащил свежий воротничок, повозился с задней запонкой, пристегивая его к сиреневой зефировой рубашке, – вечером надо было выглядеть прилично. Уже в галстуке, затянув его скользкий шелковый узел, пошел будить молодых.

Колька сидел за столом на табуретке, курил, смотрел прямо перед собой в стену, часто сбрасывал пепел в старую банку от чатки. Не глядя на Мишку, сказал, почти не понижая голоса, кивнув в сторону мертво спящей Файки:

– А если врет? Врет, наверное… Если он не может, зачем ему баб ловят? Он не особенно старый… Врет она, что только смотрел и титьки руками рвал… А теперь я из-за этого обо всех других ее думать стал… раньше не думал, а теперь думаю… Как будто целку брал…

Мишка повернул к двери, через плечо ответил:

– Дурак ты, Колька. И я дурак, что с тобой связался, если тебе это важнее всего. Еще и сволочь ты… поднимай ее, сейчас ехать будем, а не хочешь – ну вас обоих к черту, я сам поеду, в рот вас обоих…

Колька не отвечал, сидел, не отводя глаз от сыреющих бревен стены. Мишка пошел к себе, присел на кровать, проверил все оружие – своего «бульдожку», два штатных «ТТ» и один «кольт», хромированный, с маленькой латунной дощечкой на рукоятке. На дощечке была надпись: «Младшему лейтенанту Лулуашвили Д.Х. за образцовое выполнение заданий от народного комиссара внутренних дел. 10 августа 1940 года». Кристапович пересмотрел удостоверения – все три были в полном порядке, насколько Михаил мог иметь представление об этих документах, но среди них не было выданного Лулуашвили. Михаил усмехнулся – похоже, порядка в этом департаменте было не больше, чем в любом другом. Впрочем, открытие могло быть полезным… За стеной копошились, шептались, напряженно сдерживая голоса, потом затихли, заскрипела, постукивая о стену, старая деревянная скамья. Мишка захихикал, как десятилетний, крикнул через стену: