Превед победителю - читать онлайн книгу. Автор: Анна Козлова cтр.№ 39

Вместо этого папа устроил настоящий скандал и разговаривал со мной так, как будто я была не его дочерью Лизой, с которой он последний раз разговаривал по телефону три года назад (перед отъездом в Дейру), а по меньшей мере Бекки Тэтчер, первый раз не ночевавшей дома.

— В этой жизни ты очень мало меня слушаешь, — орал папа, — пора тебе уже угомониться и прийти в себя!

— Да, да, — униженно бубнила я.

— Что произошло, почему ты вернулась? — не унимался папа. — Я слышал, ты жила с шейхом, — с каким, на хрен, шейхом? — и купалась в золоте. С чего это ты решила приехать в Москву, в свою квартирку?

— Ну, — промычала я, — мы расстались…

— Расстались? — Он, видимо, решил добить меня окончательно. — Из-за твоего поведения?

— Нет, не из-за него, — мрачно ответила я.

— Или, может, приехала Марго и в очередной раз увела у тебя мужика? — некстати внес в ситуацию полную ясность папа.

— Да! — рявкнула я. — Так все и было, но мне странно, что ты так наивен при своих сединах и полагаешь, что переспать с мужиком — значит увести его.

После этого папа совершенно успокоился (ему всегда было важно довести другого человека до белого каления, а потом представить его психопатом и асоциальной личностью) и мягко спросил, не выпиваю ли я.

— О нет, — воодушевленно ответила я. — С этим покончено. — По известным соображениям я решила не напоминать папе инцидент, произошедший еще в те времена, когда они с мамой жили вместе и я, уезжая отдыхать, оставила ему ключи от своей квартиры, а вернувшись, обнаружила его, абсолютно пьяного, в ванной с голой проституткой.

— И каковы твои планы? — поинтересовался он.

— Ну, — я набрала воздуха, — собственно, поэтому, хотя и не только поэтому, я звоню. Я хочу найти работу и жить как любой нормальный человек, а не как… — Я решила не уточнять, как именно я жила все эти годы.

Папа обещал подумать.

Надо сказать, мое возвращение крайне его воодушевило, и мы начали регулярно встречаться — обычно папа ненавязчиво заглядывал ко мне после работы, без звонка, с намерением выяснить, не пьяная ли я? Убедившись, что это не так, папа с облегчением доставал из портфеля четыре бутылки темного пива, чипсы и копченую рыбу. Мы выпивали пиво, ели, а потом шли гулять по проспекту.

Приходя домой после этих гуляний, я наливала себе немного виски (надо сказать, я сделала очень важное, сенсационное открытие, которое в общих словах можно сформулировать так: «чем позже ты начинаешь пить, тем меньше у тебя шансов нажраться») и думала о том, что впервые за много лет жизнь начала приносить мне некую — абстрактную, разумеется, — духовную радость, а не только ноющую по утрам башку, страх венерических заболеваний и тупиковые размышления о том, какие члены у японцев. Каждую ночь, перед сном, я униженно благодарила Господа за то, что он послал в Дейру мою проклятую сестру и вырвал меня из кошмарной, суицидальной прострации, в которой я находилась там, оживляясь лишь при виде бутылки и голого Дауда.

Прозрение, снизошедшее на меня на яхте Гасана, в пепле унылого, уже не находящего в себе самом оправдания разврата, как оказалось, было единственной непреложной истиной, постигнутой мною за тридцать два года жизни и распустившейся, как райский цветок, в максимально суженном пространстве моей однокомнатной квартиры. Я вдруг нашла простое, поистине карамазовское подтверждение того, что жизнь есть радость, а Бог — любовь (конечно, в правильном понимании этого слова) и что, несмотря на фатальное ничтожество основной массы смертных, я могу обрести покой и твердое осознание того, из-за чего я все еще не вскрыла себе вены.

Каждое утро я просыпалась, как счастливая помолвленная девственница, мне хотелось вскочить с кровати и вылететь на улицу, улыбаясь прохожим (в конечном счете это закончилось тем, что на эскалаторе в метро какой-то маньяк подрочил на мое пальто), а не валяться в тошнотворном похмелье, мысленно задаваясь вопросом: почему вчера я опять не умерла?

В те времена мне, как это часто бывает с людьми, казалось, что этот духовный катарсис продлится вечно и, что бы ни случилось, я встречу неминуемые беды с совсем иным к ним отношением — сохраняя внутреннее достоинство и равновесие. По крайней мере, я приняла твердое решение больше никогда и ни при каких обстоятельствах не пьянствовать в одиночестве и не завязывать отношений с растленными сволочами, которых судьба дарила мне в избытке. Порой я даже начинала немного завидовать тем женщинам, которых в самом раннем возрасте соблазнили, обрюхатили и бросили, после чего они приобрели стойкий иммунитет против развратных мерзавцев и видели их за версту с той зоркостью, которая обычно приписывается рыбакам.

Не знаю, так ли это в действительности, но в тот период моей жизни у меня было непреходящее ощущение того, что после всех моих злоключений (в которых, впрочем, я одна была повинна) Бог дарит мне своего рода вознаграждение и как бы одобряет сделанный мною выбор. Страшно вспомнить, до чего я дошла в своем нравственном очищении — слегка выпив, я вела долгие диалоги с Богом и в экзерсических припадках искренне рыдала от стыда, вспоминая свои похождения в Абу-Даби или в ночном клубе Jela. Тогда мне не приходило в голову, что единственная моя проблема и одновременно первопричина всех моих бед — это фатальная неумеренность во всем, чем бы я ни занималась. И если бы жизнь не заставила меня свернуть с пути перманентных очищений и неослабевающего чувства вины, я бы скорее всего превратилась в религиозную психопатку, ходила бы в одной драной рубашке зимой и грозила клюкой мальчишкам, обмазывающим говном почтовые ящики.

К счастью, папе большими трудами удалось устроить меня на работу в двенадцатиполосную ведомственную газетенку, которая никогда не продавалась в киосках, но считала своим солидным плюсом тот факт, что исправно платила гонорары. Надо сказать, что, имея за плечами соответствующее высшее образование, я не писала ничего почти десять лет, о чем прямо сказала папе, но он отмахнулся, заявив, что мне стоит только посвятить один вечер просмотру основных московских газет — и я буду подкована в журналистике, как Александр Македонский в верховой езде.

По каким-то до сих пор непонятным мне причинам папа не пожелал использовать свои личные связи на благо моего трудоустройства и отвел к старой знакомой нашей распавшейся семьи — толстой тетке по имени Таисия (я помнила ее с раннего детства, когда она приходила к нам в гости и выкуривала за вечер две пачки сигарет «Пегас»). Кажется, тогда она работала в толстом литературном журнале с оптимистичным названием «Наша молодость» (от папы я с изумлением узнала, что она продолжает в нем работать) и называла себя «литературной дамой», а когда мне исполнилось шестнадцать и мама, сидя за столом с гостями, подвергала мою личную жизнь детальному анализу, эта Таисия, покровительственно взглянув на меня, заявила, что «нужно быть похитрее».

— Тебе надо быть похитрее, — сказала она. — Ты очень прямолинейна.

Вне всяких сомнений, у нее был огромный опыт плетения женских интриг и поистине лисья хитрость — десять лет она содержала мужа-алкаша, который продавал у гастронома ее колготки, спала на матрасе, стоявшем на кирпичах, потому как вся мебель была пропита, и заискивающе платила судебному приставу, который являлся к ней время от времени, чтобы описывать имущество (все эти сведения я почерпнула от мамы). Ее муж не работал, и Таисия постоянно унижалась перед влиятельными знакомыми, умоляя принять его на какую-нибудь мелкую должность. Если это удавалось, он добросовестно исполнял служебные обязанности две недели, а потом брал у сослуживцев в долг большие суммы и исчезал.