Светлячок и другие рассказы - читать онлайн книгу. Автор: Харуки Мураками cтр.№ 23

— Думаешь? — переспросил брат. — Я толком не понимаю смысла этой фразы, но каждый раз, когда мне сочувствуют из-за уха, почему-то вспоминается этот кадр: «Заметили индейцев? Считайте, что их там нет».

Я засмеялся.

— Что, странно?

— Ага, — ответил я. Брат тоже засмеялся.

— Любишь кино?

— Люблю. Но когда ухо не слышит, почти не смотрю. Так что посмотреть удается немногое.

— Когда в следующий раз слух вернется, пошли в кино? — предложил я.

— Точно, — согласился брат, похоже — с облегчением.

Я посмотрел на часы. Семнадцать минут второго. Автобус придет через четыре. Задрав голову, я рассеянно смотрел на небо. Брат поднял мою руку и уточнил время. Когда, как мне показалось, четыре минуты истекли, я взглянул на часы, однако на самом деле прошло всего две.

— Ты не мог бы посмотреть мне ухо?

— Зачем?

— Ну просто так?

— Хорошо, давай.

Он уселся спиной и повернул ко мне правое ухо. Из-за короткой стрижки ухо было видно отчетливо. Вполне симпатичное. Правда, маленькое, но мочка выглядела пухлой, как свежее печенье. Я впервые так пристально изучал чье-либо ухо. Если присмотреться, в его форме, по сравнению с другими органами тела, есть что-то загадочное: оно нерезонно извивается, выгибается, выступает. Я понятия не имел, почему ухо такое. Видимо, по мере необходимости восприятия звуков и защиты самого уха в процессе эволюции естественным образом сложилась эта удивительная форма.

В окружении кривой стенки ушное отверстие выглядело черной дырой, похожей на вход в потайную пещеру. Хотя само отверстие ничего существенного собой не представляет.

— Ладно, хорош, — сказал я.

Брат развернулся и сел ко мне лицом:

— Ну как, что-нибудь изменилось?

— Нет, с виду все по-прежнему.

— Ну, там, может, тебе что показалось?

— Да нет, обычное ухо. Как у всех.

От такого постного ответа он, казалось, расстроился. Может, я что-то не так сказал?

— Как процедура, было больно?

— Не так чтобы очень. Как и прежде. Для проверки слуха использовали новый аппарат. А в остальном делали все то же самое. Лоры — они все как на одно лицо. И спрашивают об одном и том же.

— Вот как.

— Также ковыряли в том же месте. Но мне кажется, на этот раз там что-то перетерлось. Собственное ухо своим не ощущается.

* * *

Я посмотрел на часы. Вот-вот подойдет автобус. Тогда я вынул из кармана брюк горсть мелочи, отсчитал двести восемьдесят иен и передал брату. Тот еще раз пересчитал деньги и бережно сжал их в кулаке.

Не говоря больше ни слова, мы смотрели со скамейки на искрящееся вдалеке море и ждали автобус.

В тишине я задумался о гнездившихся в ухе брата бесчисленных мушках. Схватив своими шестью лапками сладкую пыльцу, они проникли внутрь его уха и теперь жадно пожирали там мягкую плоть. Даже сейчас, пока мы упорно ждем автобус, они — внутри его нежно-розовой плоти, пьют кровь, откладывают в мозгу маленькие яйца. И продолжают неторопливо карабкаться по лестнице времени. Никто их не замечает — у них тельца слишком малы, жужжанье крыльев уж очень тихо.

— Двадцать восьмой, — сказал брат. — Это ведь наш?

Было видно, как справа, из-за поворота к нам выезжает автобус — старой, привычной формы. Впереди различалась табличка с номером «28». Я встал со скамейки и подал водителю знак, брат раскрыл ладонь и еще раз пересчитал мелочь. Мы встали с ним плечо к плечу и ждали, когда раскроются двери.

Порнография в виде Зимнего Музея

Секс, половой акт, половые сношения да и все что угодно из этих слов, действий, явлений я непременно представляю себе как Зимний Музей.

-------Зимний * Музей-----

Разумеется, чтобы добраться от секса до Зимнего Музея, необходимо преодолеть некоторое расстояние. Также потребуются определенные усилия: сделать несколько пересадок в метро, пройти через подземелье зданий, где-то перезимовать… Но эта суета — лишь по первости. Достаточно единственный раз выучить маршрут схемы сознания, и до Зимнего Музея доберется кто угодно в мгновенье ока.

И это не ложь. Я серьезно.

Когда секс становится в городе темой для разговоров, когда сексуальные волны переполняют мрак, я всегда стою у входа в Зимний Музей. Вешаю пальто на крючок, кладу шапку на полку, складываю перчатки на край стола, затем вспоминаю о шарфе, обмотанном вокруг шеи, снимаю его и вешаю поверх пальто.

Зимний Музей совсем небольшой. Всё — экспонаты, их жанры, стратегия управления, всё от начала и до конца — частный музей. Как минимум здесь отсутствует общая концепция. Есть скульптура египетского собачьего бога, секстант Наполеона III, старинный колокол, найденный в пещере Мертвого моря, но и только. Сами экспонаты никак между собой не связаны. Словно измученные холодом и голодом сироты ютятся они на корточках с закрытыми глазами в своих футлярах.

Внутри музея очень тихо. До открытия еще есть некоторое время. Я достаю из выдвижного ящика стола слесарный инструмент, похожий на бабочку, завожу пружину напольных часов и выставляю точное время. Я — если только не ошибаюсь — работаю в этом музее.

В самой атмосфере музея господствуют, подобно тому, как обычно распускается миндаль», тихие утренние лучи и слабое предчувствие полового акта.

Я обхожу музей, распахиваю шторы, запускаю на полную мощность паровое отопление. Затем отбираю и складываю стопками на столе возле входа платные буклеты. Включаю нужное освещение. В смысле — как в Версале: нажимаешь на схеме музея кнопку А-6, и загорается свет в покоях короля. Также я проверяю состояние водяного кондиционера. Чучело европейского волка задвигаю чуть глубже, чтобы дети не достали руками. Добавляю жидкое мыло в туалете. О порядке этих действий можно не задумываться — тело сделает все само. Я, что ни говори, хотя толком выразить и не смогу, — это я сам.

Потом я иду на маленькую кухню, чищу там зубы, достаю из холодильника молоко, наливаю его в кастрюльку и разогреваю на электроплите. Электроплитка, холодильник, зубная щетка — вещи незнатные, приобретены в окрестных магазинах. Но в стенах этого здания даже они выглядят музейно. Молоко — и то кажется древним молоком, выдоенным из доисторической коровы. Иногда я сам перестаю понимать — это музей подтачивает действительность или действительность поглощает музей.

Молоко разогрелось, я сажусь за стол, пью его и разбираю накопившуюся корреспонденцию, которую можно разделить на три категории. Первая — счет за водопровод, вестник археологического кружка, извещение об изменении телефонного номера греческого консульства и прочие канцелярские документы. Вторая — всевозможные впечатления, жалобы, похвалы и предложения посетителей музея. Чего только не приходит людям в голову! Причем — не обязательно на исторические темы. Например: «Рядом с гробницей в Месопотамии нашли винную бутылку периода позднего Хань. [10] Какие неприятности она могла им принести?» Перестанет музей заниматься такими проблемами — куда же тогда обращаться людям?