Отвертка - читать онлайн книгу. Автор: Илья Стогов cтр.№ 42

Таксист, подвозивший меня от «Флибустьера» до улицы Восстания, пытался завязать светскую беседу… и несколько раз высказывал замечания на тему, что дождь в этом году льет… давно так не лил… а в этом году льет.

Настроения болтать не было. Я молча расплатился и вылез перед воротами красного ажурного особнячка.

Еще со времен, когда распространение вензаболеваний рассматривалось как уголовно наказуемое деяние, на окнах особнячка сохранились решетки. Бабушка-вахтерша, встреченная в дверях больницы, осмотрела меня и буркнула, что вход в больницу слева, через металлические ворота, да только там не пускают, можно даже и не соваться.

Первые пять минут я просто стучал в металлические ворота, а потом начал барабанить двумя руками.

Из внутренних помещений выплыл милиционер в мокрой плащ-палатке. Выглядел он немного печальным. Словно знал, что сейчас рубанет незваному визитеру дубинкой промеж рогов, и это его заранее расстраивало.

— Я хотел бы увидеть Алексея Осокина. Он поступил вчера на третье отделение.

Милиционер осмотрел меня с головы до пят и промолчал. Дождь нудно барабанил по его плащ-палатке.

— Алексей Осокин. Третье отделение.

— Ты тупой?

Наверное, я должен был оскорбиться и уйти. Однако я заплатил за такси, и до десяти, когда у меня было назначено свидание с ирландцами, оставалась куча времени.

— Я не тупой. Я мокрый и усталый. Может, поострим внутри, а?

— Читать умеешь?

— Когда-то меня учили этому в школе. Вам хочется послушать перед сном пару сказочек?

— Ну так читай, если умеешь.

Милиционер с лязгом захлопнул дверь и, удаляясь, забухал сапогами. Я поискал глазами, что бы такое мне почитать.

Слева от двери было приклеено расплывшееся под дождем объявление насчет обмена жилплощади. Ни единый телефон на нем оборван не был.

Справа, метрах в трех, я обнаружил стенд, сообщавший, что больница № 6 является режимным лечебным заведением и любое общение с пациентами строжайшим образом запрещено. Основание — приказ министра здравоохранения от 16 января 1964 года.

Прикинув и так и этак, я решил, что вряд ли милиционер имел в виду обмен жилплощади. Приказ министра я перечитал еще раз. Даже забрызганный дождем, он выглядел очень серьезно. Но уезжать, так и не повидав Осокина, все равно не хотелось.

Я вернулся к центральному входу, показал старушке свое редакционное удостоверение и сказал, что хочу поговорить с главврачом. Главврач оказался маленьким человеком с красными от недосыпания глазами.

— Слушаю вас.

— Право слово, неудобно вас беспокоить.

— Что вы, что вы…

— Хотел рассказать вам небольшую историю.

— Я весь внимание.

— Она напрямую касается работы вверенной вам больницы.

— Очень, просто оч-чень интересно.

— Дело в том, что два месяца назад должность руководителя ГУВД оказалась вакантна. Неужели вы не слышали об этом? Странно — это такое громкое событие. Не важно, почему так случилось, важно, что сейчас на этот пост претендуют два человека — Курицын и Петушков. Вопрос решается в Москве, и пока оба претендента в неведении относительно своих шансов. Ведут, так сказать, собственную предвыборную борьбу. Тот, который Петушков, до сих пор занимается делами постовых и охранных структур. Сейчас он особенно упирает на то, что он — человек новой формации, уверяет общественность, что при нем недостатки прежней системы навсегда отойдут, так сказать, в прошлое…

— Да что вы говорите?

— Как вы думаете — увеличатся ли его шансы на занятие должности, если выяснится, что подчиненные ему части милиции, несущие пост на объектах муниципального подчинения, руководствуются в работе приказами тридцатилетней давности?

Врач задумался и от усердия даже пожевал губами.

— Думаю, что не увеличатся. А зачем вы мне это рассказываете?

— Вы не понимаете?

— Нет.

— Видите ли в чем дело. У вас на входе стоит постовой. Очень вежливый мужчина. Пять минут назад он отказался пропустить меня внутрь больницы на основании того, что в 1964 году министру здравоохранения ни с того ни с сего пришло в голову подобные визиты запретить.

— Ага. И вы собираетесь об этом написать в своей газете?

— Собираюсь. А когда люди Петушкова будут спрашивать меня, зачем я так подставил их шефа, я объясню, что вы не смогли справиться с подчиненными вам милиционерами. Уверяю вас — Петушков этого не забудет.

Я наклонился к собеседнику и прошептал:

— Между нами говоря, он мерзкий и злопамятный человек. Удивительно мерзкий и удивительно злопамятный.

Доктор заволновался:

— Погодите, погодите. Зачем же так драматизировать ситуацию?

Приблизительно три минуты он рассказывал мне о том, как он любит газеты вообще и мою в частности. Потом спросил, не хочу ли я, чтобы постовой извинился? «Не хочу», — сказал я.

Через пять минут дородный медбрат в белом халате провожал меня на вожделенное третье отделение.

Честно сказать, во всей рассказанной истории не было ни единого слова правды. Фамилии Курицына и Петушкова я придумал за секунду до того, как принялся излагать врачу всю эту бредятину.

Глупо, конечно, но ведь помогло.

На стене кабинета, в котором меня попросили подождать, висел рукописный плакат «Когда идешь к урологу-врачу, попридержи в канале всю мочу!». Я уселся в потертое кожаное кресло и от нечего делать полистал лежавшие на столе брошюры.

Одна из них — «Памятка школьникам старших классов» — описывала, как именно следует заниматься гомосексуализмом, чтобы не подцепить что-нибудь совсем неожиданное.

Вместо «привет» Осокин спросил, принес ли я сигареты? Выглядел он хреново: небритый, осунувшийся, в дурацких пижамных штанах на два размера больше, чем нужно.

Я через стол кинул ему пачку «Lucky Strike» и сказал, что он хреново выглядит. Он сорвал с пачки целлофановую обертку, сунул в зубы сигарету и глубоко затянулся:

— На себя посмотри.

— Расскажи, жиголо, почему я должен был переться в эту юдоль скорбей? Неужели ты забыл о технике безопасности?

— Пьян я был, не помню ни хрена.

— Выпьешь?

— А что у тебя?

— Коньяк.

— Хороший?

— Наверное… Дорогой… В «Гостином дворе» купил, на втором этаже.

— Выпей. Мне нельзя. Меня сегодня с трех часов дня колоть стали. Черт знает что за гадость колют — на задницу не сесть. Сказали, выпью хоть грамм — помру к едрене-фене.

— Долго будут колоть?

— Послезавтра последний день. Чего нового на работе?