Миллиардеры - читать онлайн книгу. Автор: Илья Стогов cтр.№ 3

Она писала:

Я – бывшая жена олигарха. Не правда ли, звучит гордо? Если, конечно, не акцентировать внимание на слове «бывшая». Но так уж получилось, что это слово в моей жизни играет сегодня ключевую роль. В моем городе оно стало для меня ярлыком. Если хотите – волчьим билетом, печатью отверженности…

Мы с моим 15-летним сыном живем в городе Череповце Вологодской области. Местное телевидение стараемся не смотреть. Там слишком часто показывают самого-самого мужчину нашего края. Самого богатого, самого знаменитого. Рекомендующего себя широкой публике как редкой души человека. Я бы поверила, что этот симпатичный мужчина, гендиректор ОАО «Северсталь» Алексей Мордашов – воплощение благородства, если бы так хорошо не знала его.

Я прожила с ним в законном браке десять лет, а сейчас одна воспитываю старшего сына господина Мордашова.

Мы в разводе вот уже пять лет. Нет, я не жалею ни о чем. Наоборот – агитирую за развод, если брак оборачивается унижением. Но я за цивилизованный развод. В нашей стране развод – это социальная проблема, которая целиком и полностью ложится на плечи бывших жен. И проблема эта особенно наглядна, когда дело касается жен и детей от «старого» брака богатых мужчин.

Бывший муж Елены, Алексей Мордашов, – один изсамых богатых мужчин России. В списке журнала «Forbes» за 2007 год он занимает девятое место среди русских мультимиллиардеров и пятьдесят четвертое место – в мировом рейтинге. Он скупает сталелитейные предприятия в США и Италии. Ему принадлежит больше дюжины заводов и телеканал «Рен-ТВ».

И все же директора сталелитейных заводов редко становятся героями светской хроники. Почитать о скандале в семье киноактера или музыкальной звезды – что может быть банальнее? Но много ли вы знаете о том, как живут жены промышленных магнатов?

Именно поэтому письмо Елены Мордашовой привлекло к себе такое большое внимание.

2

В одном из интервью Мордашов так рассказывал о своем детстве:

– Родители вас любили?

– Любили. Заботились обо мне. Я единственный ребенок в семье. Наверное, они даже любили меня так сильно, что ограничивали этим мою свободу.

– Вы дрались в детстве?

– Нет.

– А обиды были у вас в жизни? Вы обижались на кого-нибудь сильно?

– Да. Обиды были.

– На родителей? Сверстников?

– На кого обижался? Знаете, я не хочу об этом говорить. Нет, не хочу.

– Что у вас была за семья?

– Простая семья. Советский средний класс. Мама работала в управлении сталелитейного комбината. Папа – электриком пятого разряда в одном из цехов. Обычная семья. Двухкомнатная квартира. «Москвич» 412-й. Дача с печкой. Два шкафа больших с книжками. Летом ездили на юг к морю.

– То есть особых проблем с деньгами, я так понимаю, у вас в семье не было?

– Да нет. Не то чтобы мы жили роскошно, но я не помню, чтобы у семьи были долги. Экономили, конечно, как-то кроили. Но долгов не было, нет. У меня не было ощущения, что денег мало или не хватает. Было место, где лежали эти деньги. Я всегда мог попросить у мамы сколько надо – она бы мне дала. А вообще, слово «деньги» очень нечасто произносилось. Много о них не думали.

Это полная правда. В Советском Союзе произносить слово «деньги» было почти так же неприлично, как произносить слово «сифилис». Разбогатеть по-настоящему никому не светило, но никто из-за этого и не переживал. На жизнь хватало – и ладно. Символом процветания был личный автомобиль или хорошая дача. А заводы, шахты, самолеты, газеты и нефтяные скважины – все это принадлежало государству.

Кто-то, конечно, государственной собственностью управлял. Армия чиновников в СССР была огромна: два процента населения страны. Полмиллиона бюрократов высшего уровня и еще четыре-пять миллионов чиновников среднего звена. Именно эти люди стояли во главе заводов и предприятий, управляли денежными и товарными потоками, распределяли блага и определяли, как все мы станем жить дальше.

Первое время руководство страны жестко следило, чтобы чиновники только управляли государственной собственностью, но ни в коем случае не пытались ее присваивать. В 1940–1960-е годы замеченных в злоупотреблениях могли даже расстрелять. Но как уследишь за несколькими миллионами управленцев? Тем более если следить за собой они должны были сами.

Директор завода, просидевший в своем кресле тридцать лет подряд, не мог не относиться к заводу как к своему собственному. Министр, ведавший, например, рыбным хозяйством, вряд ли праздновал Новый год без осетринки на столе – даже если остальное население страны никакой осетрины и в глаза не видало. По сути, никакого социализма в СССР не существовало задолго до Перестройки. Государственная собственность была поделена между чиновниками. Главы регионов, руководители министерств, директора заводов давно научились распоряжаться этой собственностью так, будто она принадлежит лично им.

Время от времени руководство страны пыталось стукнуть кулаком по столу. Заводились уголовные дела, летели головы, из конца в конец страны носились прокурорские бригады. В начале 1980-х по стране прокатилась волна довольно шумных уголовных процессов. Самым известным из них стало «Узбекское дело». Суть там была в том, что руководство Узбекистана мухлевалос переработкой хлопка и обогащалось на том, чем должно было управлять. Только у первого секретаря Бухарского обкома КПСС дома при обысках было обнаружено 130 килограммов золота. В тот раз на нары отправились действительно очень высокопоставленные госчиновники.

Похожие дела были заведены в Казахстане (там мухлевали не с хлопком, а с мехами), в Министерстве рыбного хозяйства и в Комитете по нефтепродуктам. Часть чиновников пыталась приватизировать какую-нибудь отрасль промышленности (например, рыбную или нефтяную). Часть пыталась освоить определенный регион (например, Узбекистан или Москву). Но суть везде была одна и та же: чиновники переставали просто управлять собственностью. Они распоряжались ею, как своей.

Уже к концу 1970-х высшие советские чиновники распределили государственную собственность, использовали ее в собственных интересах, передавали по наследству и боролись с враждебными чиновничьими кланами. Остановить этот процесс было невозможно. В середине 1980-х последовала новая серия арестов: на нары отправились работники Госкомитета по экономическим связям, Министерства внешней торговли и даже МВД. Однако чем дальше, тем менее понятно становилось: а зачем пресекать то, что, в принципе, всех устраивает?

Зачем сажать директоров магазинов за то, что они продают часть товаров не по официальным, а по завышенным ценам, – ведь именно это во всем мире и называется рынок. Зачем лишать должности руководителей министерств за то, что они пытаются делать в своей области дополнительные деньги, – ведь это и есть эффективность работы.

Местные власти хотели, чтобы Москва больше не вмешивалась в их бизнес. Министры и директора желали узаконить то, что и так давно стало фактом. К середине 1980-х многомиллионная армия советских чиновников понимала: жить так, как раньше, больше нельзя. Пора менять правила игры. Полдесятилетия страну сотрясали громкие уголовные процессы, но бороться с чиновниками руками других чиновников – это была глупая затея. Ситуацию было проще легализовать, чем изменить.