– Мы тоже козлы?
– Чего с вас взять? Вас всех убьют через два дня. А эти останутся. Вы хоть после этого благодетелей из себя не строите.
– А как же любовь?
– Любовь?
– Ну да. Читала «Ромео и Джульетту»? Есть такая книжка.
– Последний раз я произносила это слово в девятнадцать лет. Два года назад.
– А потом?
– Потом перестала произносить. Потом все поняла.
– В смысле – нет никакой любви?
– Типа того. То есть любовь – это, конечно... как сказать?.. это важно. Иногда мне жалко, что все так устроено. Что эти скоты сделали так, что сегодня уже нету никакой любви. Только – «делать секс». Причем лучше оральный... чтобы не напрягаться.
Даниил допил пиво. Подумал, стоит ли покупать следующее? Потом спросил:
– Хочешь вина?
– С чего бы это?
– Тебе не кажется, что именно сейчас имеет смысл купить бутылку молодого красного вина? Терпкого на вкус? Очень бы, знаешь, под разговорчик о любви хорошо пошло вино.
– Не знаю. Ну, хорошо. Давай выпьем вина.
Он заставил барменшу выставить на прилавок все вина, какие у нее были, и долго читал надписи на этикетках.
– «Хванчкара». Урожая прошлого года.
– Стоило столько времени умничать, чтобы купить такое говно.
Он налил себе полный стакан, выпил и налил еще один. Все как-то так совпало... Он все-таки стал рассказывать ей о Полине. Хотя и не собирался.
Он выдавливал гнойник, а в этом деле спешить нельзя. Так что «Хванчкару» пришлось покупать еще несколько раз. Он рассказывал ей о всемирном заговоре, который ему удалось раскрыть. О том, что раньше у него все было нормально. Как у всех. Нормальная работа. Нормальные приятели. Его любили девушки... самая важная девушка. А потом мир захохотал ему в лицо и оказалось, что не бывает на свете ничего НОРМАЛЬНОГО. Не бывает «самых важных девушек». Вернее, бывают, но только в кино. Ведь откуда мы можем знать, как «у всех»? Не исключено, что, когда наступает ночь, «все» ложатся в постели и принимаются грызть подушки... сгрызают их до дюжины за ночь.
В ее зеленых глазах стояли большие слезы:
– Бедный...
– Ага. Практически нищий. Духом. И мое есть Царствие Небесное.
– Остришь?
– А что, смешно получилось?
– Попробуй забыть об этом.
– Ты думаешь, я чем последние несколько месяцев занимаюсь?
– Просто ты еще не знал, что для этого нужно...
– А что для этого нужно?
– Я покажу тебе, что для этого нужно.
Она притянула его к себе за кожаный лацкан. Он увидел ее губы рядом со своим лицом и услышал, как она произносит:
– На самом деле для этого нужно очень немного.
28 сентября. Первая половина дня.
Если пить не долго, а ОЧЕНЬ долго, то никогда не знаешь, чем это кончится.
Кто-то решает поразговаривать с Богом. Кто-то слышит, как зеленые черти разговаривают с ним. У Артема все было проще. С утра он почесал щетинистый подбородок и сообщил:
– Желудок расстроился – не поверите! Дальше десяти метров от туалета отходить не рискую.
Они с Гребнем ввалились посреди ночи, поспали всего несколько часов, а потом разбудили их с Лорой:
– Одевайтесь, романтические влюбленные!
– Да! Одевайтесь! Башка трещит! Сдохну сейчас!
«Отстаньте, остолопы», – стонала еле живая Лора. Они не отставали. Они заставили их одеться и выволокли-таки из дому.
Заплетаясь ногами, они брели по пустой улице. Парни водили по сторонам незрячими глазами и хихикали. Час был ранний. Пива попить было негде.
На одном из ларьков висела очень длинная вывеска: «Пиво – Сигареты – Мясо – Водка – Сыр – Чипсы – Кока-Кола». Гребень сказал, что если добавить сюда же «Девушки», то он попросит в ларьке политического убежища.
Артем страдал и штурмом брал заведения, в которых имелся туалет для посетителей.
Они подолгу его ждали. Лора злилась:
– Сначала реши свои проблемы, а потом буди! Какого хрена вы нас разбудили?
Потом Гребень сказал, что в центре, неподалеку от Казанского собора, есть клуб... вернее, бар... он работает круглосуточно... там есть пиво, поехали, а?
В метрошной надписи «Канал Грибоедова» не хватало стартовой «К». Они поднялись по эскалатору и вышли на осенний Невский. На тротуаре лежали сухие, как «Мартини», листья.
Скучавший без дела уличный фотограф навел на них фотоаппарат, заулыбался и затянул:
– Простите-за-беспокойство-можно-вас-на-минуточку-давайте-сделаем-отличную-фотографию...
– О! Давайте действительно... это самое... Вы как? Когда еще представится случай?
– Не майся дурью. Далеко до твоего бара?.. в смысле, клуба?
– Недалеко. За углом. Сколько стоит групповое, как бы, фото?
– Смотря чем снимаем. Вам, наверное, на «Полароиде»? Чтобы сразу?
– Гребень! Посмотри на Артема. Нам сейчас придется мыть тротуар.
– Не хами!
– Давайте, давайте, встаем! Нет, не так... Писатель... Лорка... Мы готовы, ты готов? Cheese!
Покривлявшись, будто ищет удачный ракурс, фотограф щелкнул камерой и выдал влажный серый квадратик.
– А где это... В смысле – где мы?
– Деревня! «Полароидом» никогда не снимался? Надо подождать. Сейчас проявится.
Они сунули фотографу деньги и, чуть не стукнувшись головами, нависли над карточкой. Силуэты на снимке проступали постепенно.
– М-да, – сказала Лора.
– Может, фотографу рожу набить?
– Знал, что плохо выгляжу. Не думал, что настолько.
В помещении Артем потрусил к двери с мужским силуэтом. Бестолково толкаясь у стойки, они долго выясняли, кто что пьет, заказывали и разбирались, кто будет платить.
Заведение было маленькое. Десяток деревянных столов, жестяные пепельницы с ажурными краями, пиво в дешевых кружках из толстого стекла. Наверное, вечерами здесь случались веселые массовые драки. Зачем было ехать в центр, чтобы усесться в этой дыре, Даниил не понимал.
Гребень закурил сигарету и сказал:
– Я тут пару недель назад домой заезжал. С сестрой разговаривал. Она мне анекдот рассказала.
– Большая сестра?
– Нет, как бы, маленькая. На одиннадцать лет меня младше.
– О! Мой любимый размерчик! Симпатичная? Познакомь!
– Значит, так. Еще раз услышу – убью. Это не шутка.