Десять пальцев - читать онлайн книгу. Автор: Илья Стогов cтр.№ 26

9

Через три дня мне надоело в Лоретто. Я сходил на побережье, где лежал курортный городок Порто-Риконатти, и искупался в Средиземном море.

Море было так себе. По внешнему виду оно почти не отличалось от знакомого Финского залива. Только в Финском заливе мелко и нужно долго брести, прежде чем вода скроет тебя хотя бы по пояс, а здесь глубина начиналась почти сразу.

Со мной попросился сходить православный паренек, тоже приглашенный на конгресс в качестве гостя. Парень был молодой: лет двадцать. Внешне он был очень похож на православного: прямая осанка, рубашка застегнута на все пуговицы, голубые глаза, окающая речь. Даже волосы у него были подстрижены кружком, как на дореволюционных дагерротипах.

Днем я подолгу сидел на центральной площади и рассматривал происходящее. Там, на площади, бродили двое лореттанских нищих. Оба они были одеты куда приличнее меня.

Кроме них на площади иногда появлялся уличный художник. По утрам он брал какую-нибудь открытку и минут за двадцать перерисовывал ее на асфальт. Потом писал рядом «Пожертвуйте художнику на краски», ставил коробочку для денег и уходил отдыхать, а когда приходил, коробочка была уже полна.

Еще в Москве, пока я ночевал в семинарии, один студент попросил меня купить ему в Италии колорадку. Это такой белый галстучек, который священники должны носить в вороте рубашки. В России колорадку не купишь. А носить ее положено постоянно.

Вспомнив о просьбе, я нашел в Лоретто магазин, торгующий товарами для священников. Как-то вечером зашел туда с грузином Зазой и порассматривал ассортимент.

В витринах были выставлены священнические облачения, чаши и сосуды для таинств, маленькие статуи и множество разновидностей свечей. В дальнем углу висела небольшая картина «Тайная вечеря».

Я показал на картину пальцем:

– Обрати внимание, Заза. Вот что значит поточное производство. Люди берутся лепить товары для церкви, сами ничего в этом не понимая. Ты видишь? За столом сидят двенадцать апостолов, и у всех над головами нарисованы нимбы.

– И чего?

– Ты не понимаешь? Один из двенадцати – это Иуда. Он предал Спасителя, и у него не может быть нимба. Но художник этого, похоже, не знал.

Когда ты находишься в стране, где никто не понимает твоего языка, то невольно начинаешь хамить. Вслух говорить такие вещи, которые никогда бы не произнес у себя дома. А чего? Даже если ты в глаза назовешь окружающих ослами, они не перестанут улыбаться.

Я разошелся настолько, что вроде бы даже упомянул о «чертовых безграмотных итальяшках». А оказалось, что стоящий за прилавком продавец неплохо говорил по-русски. Это было странно, но это было так.

У продавца были очки и лысина. Он был пожилой и очень серьезный. Он улыбнулся и почти без акцента произнес:

– Что ты ищешь Иуду на картинке? Ищи Иуду внутри себя, ведь сегодня предаешь Спасителя ты, а не он.

10

Читая в журналах о головокружительных приключениях, не завидуйте тем, с кем эти приключения творятся. Путешественники никогда не поражаются тому, что видят.

Уезжая из дому, новое ты способен воспринимать первые три дня. От силы – неделю. Потом тебе становится все равно.

Конгресс закончился тем, что делегатов отвезли в чистое итальянское поле и устроили для них танцы. Танцевать предлагалось под открытым небом, а в качестве музыки имелся ансамбль аккордеонистов. Никогда не участвовал в более странных parties.

Утром всех загрузили в автобусы и из Лоретто повезли в Рим. Уезжали мы рано. В автобусе я заснул. Потом, около полудня, проснулся и долго смотрел в окно. Потом достал бревиарий, прочел все, что положено читать днем, и опять задремал.

Италия напоминала Грузию. Извилистые горные серпантины. Ухоженные винограднички на зеленых холмах. Вся страна была очень маленькая и очень старинная, а там, где она кончалась, сразу же начиналось теплое море.

В кресле рядом со мной сидел кадыкастый тощий хорват. Во время какой-то из югославских войн у парня вырезали всю семью. Иногда он доставал из рюкзака бутылку виноградной водки граппа и делал большой глоток. Предлагал выпить и мне.

Обед для делегатов был приготовлен в Ассизи. Городке, где родился святой Франциск Ассизский. Наверное, самый известный святой моей церкви. В ресторанчике подавали вино, на этикетках которого был изображен тот же пейзаж, что виднелся за окном.

После обеда я закурил и попробовал вскарабкаться на холмы, на которых стоял сам город. Взбираться было сложно. Впереди меня в том же направлении карабкалась группа монахов-францисканцев в средневековых плащах, подпоясанных белыми веревками. Среди монахов было несколько негров.

Вдоль тропинки росли пыльные деревья. Присмотревшись, я удивился: это были оливы. Они росли здесь прямо на улице, как в моем городе растут тополя.

В Рим мой автобус въехал совсем ночью, и в Риме я пробыл почти сутки. Следующий день был воскресеньем, и с утра в ватиканском соборе Святого Петра для нашей группы служили мессу.

После мессы я по-честному осмотрел римские достопримечательности: фонтан Треви, руины Форума, что-то такое, что было построено Муссолини… Главным ощущением все равно была усталость.

В одном месте рабочие телефонной компании раскопали тротуар и пытались запихнуть в яму свои кабели. Проходя мимо, я заглянул в раскоп. Из рыжей римской почвы торчали странные старинные мраморные углы. Рим – такой город, что, собираясь прокладывать телефонный кабель (о строительстве метро я уж и не говорю), будь готов к тому, что с первым же взмахом лопаты опровергнешь сразу несколько археологических теорий.

Еще день спустя я улетал домой. В компании все того же священника и все той же молчаливой москвички. Мы стояли в зале ожидания римского аэропорта и ждали, когда объявят регистрацию на рейс до Москвы.

В этот момент ко мне подлетела кудрявая итальянская тетка:

– Русский?

– Да. А с какой целью интересуетесь?

– Хорошо, что я успела. Я из Фонда (дальше следовало название фонда по-итальянски). Отвезешь своему священнику вот это.

Она протянула мне здоровенную сумку. Та была битком набита молитвенными четками. Тысячи тысяч четок, состоящих из небольших, нанизанных на шнур бусинок. У католиков такие четки называются «розарий».

Я сказал «хорошо» и отвез сумку священнику. Почти год потом все прихожане моей петербургской церкви молились на этих четках. Возможно, кто-то молится и до сих пор.

Это положительная сторона, а отрицательная состояла в том, что когда таможенники просвечивали сумку своими аппаратами и видели, что она набита шариками, то единственное, что приходило им в голову: пластиковая взрывчатка, нашпигованная мелкой дробью. В результате священник и москвичка проходили досмотр за минуту, а я – не меньше чем за полтора часа.

11