МИФОнаименования и извергения - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Линн Асприн cтр.№ 37

Когда мы нашли район, где жила мать Ааза, он не привел меня в восторг. Правда, он не выглядел невзрачным или грязным… по крайней мере не грязнее всего остального измерения. Просто он был убогим. Здания и улицы были настолько захудалыми, что меня угнетала самая мысль о том, что тут кто-то живет, не говоря уж о матери моего друга.

— Я подожду вас здесь, на улице, — объявила Пуки, когда я выбрался из такси.

Я в удивлении посмотрел на нее.

— Разве вы не зайдете вместе со мной?

— Мне думается, важнее будет охранять вам путь к бегству, — ответила она. — Внутри, по-моему, нет опасности, если это здание не рухнет, когда вы постучите в дверь… тут уж я все равно ничего не смогу поделать. А что? Вы ожидаете от старой дамы больших трудностей, чем вам по силам?

Поскольку у меня не нашлось на это достойного ответа, я поднялся по ступенькам крыльца к двери. Там висел список имен, а рядом шел ряд кнопок. Я без всякого труда нашел имя матери Ааза и нажал кнопку.

Спустя несколько мгновений из стены около меня внезапно заскрежетал голос.

— Кто там?

Мне потребовалось лишь несколько секунд, чтобы сообразить, что тут есть какая-то система вещания.

— Это… я, друг вашего сына Ааза… то есть, Аазмандиуса. Я хочу узнать, нельзя ли мне поговорить с ним несколько минут?

Прежде, чем пришел ответ, потянулось долгое молчание.

— Если вы уже здесь, я могу поговорить с вами. Подымайтесь.

В двери раздалось хриплое гудение. Несколько секунд спустя оно прекратилось. Я терпеливо ждал.

— Вы все еще там?

— Да, сударыня.

— Почему?

— Простите?

— Почему вы не открываете дверь и не заходите, когда я прогудела вам?

— Ах, это был сигнал «проходите»? Извините, я не знал. Вы не могли бы… прогудеть мне опять?

— В чем дело, вы никогда раньше не видели замка с дистанционным управлением?

Вопрос был задан риторически, но раздражение из-за моего неловкого положения вынудило меня ответить.

— Я в этом измерении гость. На Пенте у нас нет ничего подобного.

Наступило долгое молчание. Достаточно долгое, чтобы я начал гадать, не ошибся ли я признавшись, что прибыл из другого измерения. Гудение возникло опять, почему-то снова застав меня врасплох, хоть я и ожидал его.

На этот раз я сумел открыть дверь и прошел в вестибюль. Освещался он тускло, а после того, как дверь закрылась, там стало совсем темно. Я начал было открывать ее, чтобы сориентироваться, но в последний момент убрал руку. Из-за этого ведь могла включиться сигнализация, а уж чего я в данную минуту не хотел, так новых неприятностей. Постепенно мои глаза привыкли к полумраку и различили узкий коридор с еще более узкой лестницей, исчезавшей во мраке наверху. Она сказала «Подымайтесь». Я понял ее буквально, и начал подниматься по лестнице… надеясь, что не ошибся.

После нескольких лестничных пролетов эта надежда стала превращаться в беспокойство. Ни в одном из встретившихся по пути коридоров не было признаков обитания, а по тому, как скрипела и стонала подо мной лестница, я подозревал, что иду в нежилую часть здания. Как раз, когда я готов был поддаться страху и отступить на нижний этаж, лестница кончилась. Разыскиваемая мной квартира находилась на противоположной стороне коридора от места, где я стоял, и поэтому мне не оставалось иного выбора, как идти дальше. Подняв руку, я тихонько постучал, боясь, что более сильный звук может вызвать катастрофическую цепную реакцию.

— Заходите! Открыто!

Призвав всю смелость я вошел. Жилище оказалось крошечным и забитым барахлом. У меня сложилось впечатление, что, вытянув руки, можно коснуться противоположных стен. Фактически, мне пришлось перебороть порыв так и сделать, поскольку стены и их содержимое находились на грани осязания. Думается, именно тогда-то я и открыл, что слегка страдаю клаустрофобией.

— Так значит, ты друг этого никчемного Аазмандиуса. Знала я, что не будет из него толку, но мне и не снилось, что он опустится до такой низости, как панибратство с пентехом.

Эта последняя реплика исходила от матери Ааза… должно быть от нее, потому что она была в комнате единственной персоной, кроме меня самого! Сперва мой взгляд пропустил ее, настолько она была частью квартиры, но коль скоро она привлекла мое внимание, то казалась доминирующей во всем окружении… если не во всем измерении.

Помните, как я говорил, что Пуки принадлежала к одному из двух типов особей женского пола, замеченных мной на Извре? Мать Ааза принадлежала к другому типу. В то время, как Пуки была гладкой и мускулистой, почти на змеиный лад, фигура передо мной больше напоминала огромную жабу… чешуйчатую рептилию. (Мне впоследствии указали, что жабы относятся к земноводным, а не к рептилиям, но тогда она заставила меня подумать именно так. )

Одета она была в мешковатый халат, заставлявший ее выглядеть еще более раздутой, чем была в действительности. Продавленное кресло, на котором она сидела, почти целиком загораживалось от обзора ее тушей, переливавшейся через подлокотники кресла и растекавшейся по крапчатому ковру. На коленях у нее лежала спутанная белая тесьма, которую она злобно тыкала заостренной палочкой. Создавалось впечатление, будто она пытает тесьму, но затем я заметил, что почти все близ лежащие плоские поверхности в квартире покрывала схожая масса, и сделал вывод, что она занималась каким-то ремеслом, природу которого я не мог ни понять, ни оценить.

— Добрый день, мадам…

— Зовите меня Герцогиней, — оборвала она меня. — Все так делают. Хоть не знаю почему… В этом измерении уже много поколений нет никаких коронованых особ королевской крови. Их всех обезглавили, а собственность поделили… Славные были денечки!

Она причмокнула губами от приятных воспоминаний, хотя было непонятно, чем они были вызваны — временами коронованых особ или их обехглавливанием. Затем она неопределенно махнула на противоположную стену. Я посмотрел, ожидая увидеть насаженную на щит голову. Потом сообразил, что она показывает на висящую там выцветшую картину. И понял, что ничего не смогу разобрать сквозь пыль и грязь на ее поверхности.

— У служанки выходной, — резко бросила Герцогиня, заметив выражение моего лица. — С тех пор, как порку объявили вне закона, от прислуги не добиться приличной работы!

Я редко слыхивал такую явную ложь… насчет служанки, а не насчет порки. Имевшаяся тут повсюду паутина, пыль и мусор не могли накопиться за день или за год. Полки и шкатулки по всей комнате были забиты самого дурного вкуса коллекцией безделушек и пыленакопителей, какую я когда-либо имел несчастье лицезреть, и каждый предмет накопил пыль до предела своих возможностей и даже превыше их. Я не представлял, почему Герцогиня решила утверждать, будто у нее есть слуги, раз она явно не уважала меня. Но не было смысла дать ей понять, что я ей не верю.