— Машикули — моя ошибка, — отрезала Денисия. — Я все поняла:
к кому бы ни обращалась, каждый хочет только нажиться на моей беде, каждый ищет
свою выгоду. Вы тоже что-то за меня Машикули посулили, вот он к вам и добрый. А
вам еще кто-то потом посулит, и так до бесконечности. Меня это не устраивает.
Повторяю, Карлуша мой личный враг.
Я сама его достану, но вам спасибо за хлопоты.
— За что — спасибо? — удивился Аронов. — Мне тоже выгодно
Карлушу найти.
— Извините, но вынуждена буду лишить вас лавров, — сказала
Денисия и повесила трубку.
Больше он не звонил.
Остаток дня она провела в номере, размышляя над словами
Аронова. Что он знает? О каких говорил документах? Что у него за план?
К вечеру ей стало казаться, что легкая беседа с ним ее ни к
чему не обяжет. А в полночь Денисия, страдая, подумала, что ее любимые сестры
мертвы, а Карлуша жив и продолжает творить свои подлости.
«Так имею ли я право отказываться от чьей-либо помощи? —
спросила она у себя. — Особенно если эту помощь мне настойчиво предлагают. Нет,
отказываться я не должна. Надо выслушать Матвея Аронова. Раз ему тоже выгодно
разоблачить Карлушу, значит, мы с ним партнеры. Он не обязан мне, а я — ему», —
в конце концов решила Денисия и отправилась в соседний номер.
Она долго стучала, но дверь ей никто не открыл.
Прислушалась — тишина, из номера не доносилось ни звука.
"Спит он, что ли, так крепко? — удивилась Денисия и
упрямо заключила:
— Все равно его разбужу.
Назвался груздем, так и полезай в кузов. Он не спать приехал
в Париж".
Она со всей силы саданула кулаком по двери; оказалось, что
номер не заперт — дверь открылась.
— Эй! — позвала Денисия, осторожно переступая через порог и
крадучись пересекая прихожую. — Эй, есть кто живой?
С этой фразой она вошла в комнату.
— А? Что? Я живой! — закричал Аронов, продирая глаза и
выскакивая из кресла.
Было очевидно, что он там спал, но почему в плаще?
— Простите, пожалуйста, кажется, я вас разбудила, —
смутилась Денисия.
— Нет, ничего, я вернулся из ресторана и слегка вздремнул
после ужина прямо в одежде. Все равно раздеваться пришлось бы, — успокоил ее
Аронов, отчаянно стараясь сохранить вертикальное положение.
Надо заметить, удавалось ему это плохо: он был похож на
маятник.
— Вы что, качаетесь? — удивилась она.
Он замотал головой и икнул:
— Ик! Нет, я твердо стою на рогах. Ик, простите, я твердо
стою на ногах.
— Да вы пьяны! — ужаснулась Денисия.
— Ни в коем случае, — уверенно возразил Аронов. — Только
пару стаканчиков пропустил за ужином. Я.., ик.., очень культурно пью.
— Культурно? Да здесь и не пахнет культурой!
Как вы посмели? Я собиралась с вами о жизненно важном
поговорить, а вы свински пьяны!
— Я…
— И не смейте мне возражать! Вы назюзюкались! — закричала
Денисия и, похоже, совершила открытие для Аронова.
Он растерянно пожал плечами, потупился и виновато спросил:
— Да? Я назюзюкался? Вы уверены?
— Абсолютно!
— Ну, тогда простите меня за беспокойство.
С вашего позволения, я пошел.
Он действительно рискнул сделать несколько неуверенных шагов
к выходу, чем привел Денисию в ужас: парня сильно штормило.
— Куда вы? — закричала она.
— Я домой, то есть в свой номер, — с достоинством пояснил
Аронов.
Она всплеснула руками:
— Господи, вы в своем номере, это я к вам пришла.
Он, словно увидев ее впервые, удивленно уставился на Денисию
и спросил:
— А вы мне не снитесь?
— С чего вы взяли?
— Я уже слышал нечто подобное: я пошел — куда? — домой — вы
же дома.
— Да, это было у господина Машикули, — согласилась она,
храбро подставляя ему свое плечо. — Все повторяется в этом мире.
— Повторяется? — обрадовался Аронов. — Значит, я завтра к
вам снова приду?
Она закатила глаза:
— О господи! Нет же, вы у себя в номере. Опирайтесь на меня,
и пойдемте-ка в спальню. Вам надо баиньки, вы не в России, вы не в Москве, вам
нельзя в таком виде выходить на улицу.
— Вы смешная, — ответил он. — Это там, в России, нельзя,
обворуют или заметут, и потом все равно обворуют. А здесь не Россия, здесь
можно.
— Все равно не надо, пойдемте я вас уложу.
Денисия двинулась по направлению к двери, за которой, как
она полагала, находилась спальня, но Аронов идти не желал. Он уперся и, с
трудом ворочая языком, сообщил:
— Не надо мне баиньки. Душа моя просит общения. Хочу
побеседовать с вами. , — Господи, о чем? О чем вы, такой", можете со мной
беседовать? — спросила Денисия.
— О сокровенном.
— О сокровенном? Как в таком виде беседовать о сокровенном?
Вы же лыка не вяжете!
— О сокровенном русский мужчина только тогда и может
беседовать, когда лыка не вяжет, — неожиданно здраво рассудил Аронов и спросил:
— А вы знаете, что я влюбился?
— Не знаю и знать не хочу, — отрезала Денисия.
Ответ его озадачил:
— Да? Странно. А я втрескался как Дурак.
— Умоляю вас, пойдемте баиньки, — теряя терпение, призвала
она. — Уже ночь. Вам давно пора спать.
Вы на ногах еле стоите.
— Да, я устал, — согласился Аронов.
Денисия обрадовалась:
— Вот спать и пойдем.
Он оживился:
— Спать? Ха-ха! Я — за. Охотно отправлюсь спать, но только с
вами! Вот!
Аронов вдруг изловчился и чмокнул Денисию в губы,
воскликнув:
— Одобряю.., ик.., ваше предложение.
— Фу-у! — брезгливо отшатнулась она, лишая его своего плеча,
и для профилактики залепила ему увесистую пощечину.
Он качнулся, схватился за горящее лицо и с видом святого
мученика сообщил:
— Есть женщины легкого поведения, а есть — тяжелого. Вы же
просто супертяж. А я настоящий паинька, даже противно. Никогда так прилично не
вел себя с дамами, и вот результат. Ну зачем вы меня так больно ударили?